Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

«Я здесь для того, чтобы защитить вас от головорезов князя Киры».

Это ее оскорбит: она уже доказала, что может защитить себя сама.

«Я должен предложить вам пройти со мной».

Слишком резко.

«Я не желаю вам вреда, княжна Асано».

Уже лучше. Но умнее будет не произносить ее имени вслух.

Воин из Тосы быстро обогнал путника в маске и встал перед ним. Тот мгновенно замер на месте.

— Я не желаю вам вреда. — Хансиро поднял перед собой сложенный зонт и, держа его горизонтально, загородил дорогу. — Сопротивляться бессмысленно.

— Грабить меня тоже нет смысла. — Мальчик снял маску и усмехнулся Хансиро в лицо. — Я потратил последние деньги на проститутку в саду у моста Санмай. — И он насмешливо помахал длинным носом маски.

В первое мгновение Хансиро совершенно растерялся: лицо под маской не было ни красивым, ни даже женским, и уж во всяком случае не являлось лицом княжны Асано.

— Я принял тебя за другого, — буркнул ошеломленный ронин.

— Может, заплатите мне несколько медяков за испуг, генерал? — Мальчишка попался нахальный. — Вы меня так напугали, что я испачкал набедренную повязку и теперь придется покупать новую.

Хансиро не позволил себе улыбнуться этой наглой выходке, но все-таки дал актеру монету в пять мон. Мальчик поклонился с преувеличенным почтением. Когда он осыпал благословениями детей Хансиро и детей его детей, воин уже шел по красному мосту.

Ронин из Тосы вернулся на высокий балкон «Ласкового приюта», чтобы осмыслить этот неожиданный поворот колеса судьбы. В гостинице его дожидался сын хозяйки.

Когда Снежинка посылала сына в Одавару за скумбрией, Хансиро дал ему еще одно поручение: прочесть объявления, висящие на доске перед правительственной почтовой станцией, осторожно расспросить гонцов, почтовых слуг и носильщиков каго в дорожной управе, не случилось ли на дороге чего-нибудь особенного, и обо всех необычных происшествиях сообщить Хансиро.

— Ну как, есть интересные новости?

— Да, уважаемый дядюшка. — Сын Снежинки находился в том возрасте, когда его туловище отставало в росте от рук и ног, и они казались слишком длинными для такого маленького и худого тела. Его ладони и ступни были слишком велики и отстояли так далеко от плеч и бедер, что мальчик не мог хорошо управляться с ними, поэтому движения паренька были угловатыми.

— Власти поймали убийцу тех двух самураев из Хирацуки.

— Это правда?

Хансиро, слушая остальную часть рассказа, продолжал спокойно смотреть на долину, но ему казалось, будто он сидит внутри большого храмового колокола, по бронзовому боку которого только что ударили деревянной колотушкой.

— Этот преступник был переодет монахом. Его схватили в непотребном доме в Мияносите. Он убил еще одного человека в Одаваре. Он был очень пьян, когда его брали полицейские. Говорят, что это он устроил заварушку на переправе через Таму.

— Какой он с виду?

— Безголовый, я думаю. Полицейские сразу увели его в горы, еще в темноте. Я слышал, этого человека казнили у заставы сегодня на рассвете. Его голова выставлена у дороги.

— Ты слышал еще что-нибудь?

— Нет, ваша честь.

— Спасибо тебе.

— Я изучал те ходы, которые вы показали мне, ваша честь.

Мальчик не решался прямо попросить Хансиро сыграть с ним в го[25], но бросил жадный взгляд на игральную доску, разложенную на низком столике. Он мечтал поступить в школу го в Эдо.

— Дорога длинная, а время позднее, — ответил Хансиро.

Мальчик понял: друг их семьи не станет играть с ним сегодня. Он поклонился и ушел, оставив Хансиро одного.

У воина из Тосы не было семьи: мать его умерла при родах, а отец Хансиро, когда сыну исполнилось шесть лет, был убит в стычке с компанией госи. Так назывались деревенские новобранцы семьи Яманути, происходившей от союзников рода Токугавы, незаконно захватившего власть и правившего уже сто лет.

Мальчика-сироту взял на воспитание господин его отца, второразрядный князь с доходом всего в пятьдесят тысяч коку. Хансиро и единственный сын князя воспитывались вместе, как братья. Вполне естественно, что Хансиро, повзрослев, присягнул в верности своему молодому господину.

Князь уехал в Эдо и оставил сына управлять поместьем, но тот промотал наследство с красавицей-куртизанкой. Слуги князя лишились своих мест. Княжеская семья продала все, что у нее оставалось, но выручка досталась ростовщикам. Урожай риса был заложен в пользу заимодавцев. Токугава Цунаёси отдал поместье одному из Яманути.

Отец молодого князя публично отрекся от сына. Сын стал нищенствующим священником и в одних лохмотьях отправился к святыням замаливать свои грехи. Когда молодой человек прощался с Хансиро, тот думал, что его душа не сможет вместить такого огромного горя. Теперь, сидя на балконе «Ласкового приюта», ронин из Тосы чувствовал почти такую же сильную душевную боль, и она навалилась на него неожиданно, как враг из засады.

«Нет пестрой кошки. Теперь крысы лезут в дом, суют нос в горшки», — неожиданно вспомнил он строки Кандзано, сумасшедшего поэта с Холодной горы. Да, как только Хансиро услышал, что Кошечку обезглавили, горькие мысли стали хозяйничать в его душе слишком вольно. К тому времени, когда воин из Тосы собрал свои немногие вещи и попрощался со Снежинкой, он уже решил, что ему делать.

Прежде всего, он убедится, что голова, выставленная у заставы, действительно снята с плеч той, за кем он гнался, — красавицы с несчастливой судьбой. Он помолится о ее душе, а потом отправится дальше на запад.

Власти наверняка осмотрели тело убийцы, обнаружили, что казнили женщину, и выяснили, что это была незаконная дочь князя Асано, но не объявили об этом. Возможно, они даже решили держать позорное для них дело в тайне, чтобы избежать скандала.

Слуги князя Ако заслужили право узнать правду о судьбе дочери своего князя. Хансиро расскажет о борьбе и гибели советнику князя, Оёси, который, по слухам, кутит в Киото. Сделав это, он дойдет до берега моря и наймет лодку, которая переправит его на родной остров Сикоку. Он уединится там в гроте у моря и больше никогда не вспомнит о княжне Асано.

В сумерках Хансиро подошел к заставе Хаконэ. Он медленно прошел мимо четырех подставок с головами, поднятыми на уровень глаз для удобства зрителей, и прочел надписи на установленных рядом табличках. Дойдя до последней головы, он повернулся и пошел обратно.

Хансиро внимательно осмотрел остекленевшие глаза, открытые рты, посиневшую кожу, спутанные космы распущенных волос и оскаленные зубы страшных останков. Потом он долго стоял, глядя в небо поверх ограды заставы.

Губы воина из Тосы сложились в едва заметную улыбку: он снова недооценил княжну Асано! Ну конечно, она проскользнула сегодня у него под носом.