Морской царь - Евгений Иванович Таганов

— А хазары за что?

— Хазары считают Яицкое княжество своей неотъемлемой частью и то, что здесь позволено тебе, никогда не будет позволено и прощено другому князю.

О подобном раскладе событий после своей смерти Дарник как-то прежде не думал. Слегка удивляло, что Сабинос ни слова не сказал о нарушении договора самим князем, но позже он понял почему — Новолипов находился совсем рядом с Херсонской фемой, а там одиннадцатилетний княжич Смуга был вполне доступным заложником за своего отца. Такое неприкрытое управление его волей вызывало в нём сильнейший гнев, но приходилось терпеть и делать весёлое лицо, ведь на кону стотысячный золотой куш.

В качестве замены князя ромеи прочили комита Макариоса, и это несколько сглаживало ситуацию. После гибели мирарха Леонидаса Макариос возглавил у стен Хемода ромейскую миру и показал себя толковым и исполнительным воеводой без всякой ромейской спесивости, а раз, зная словенские порядки, соглашается на такое своё архонтство, значит, уверен, что у него это получится.

— А с мирой кутигур тоже справишься? — подначивал Дарник комита, а теперь уже полноправного мирарха.

— Наверно, не страшнее хазар будут, — с улыбкой отвечал Макариос.

Он действительно вёл себя вполне по-свойски, со знающим видом расспрашивал не только о своих бывших комитах с илархами, но и о Калчу и других кутигурских тарханах. О войне Дарполя с макрийцами ромеи услышали уже на Левобережье Итиля и тоже хотели знать всё в подробностях. Особенно изумило их, что двести пленных макрийцев захотели вступить в дарпольское войско.

— Это для вас, ромеев, война — прежде всего всплеск ненависти и ожесточения, — с лёгкой улыбкой объяснял им Рыбья Кровь. — Я же своих воинов приучаю относиться к войне, как к большому состязанию в молодечестве и доблести, чтобы после боя можно было запросто выпить и посмеяться с побеждённым противником. Ну почему бы ко мне, такому великодушному и приятному не пойти на службу.

— А ну как выведают, князь, все твои военные секреты и сбегут к себе домой?

— Так я самый простодушный воевода на свете, — ещё пуще веселился он, — готов хоть вам, хоть хазарам, хоть кому рассказать про все мои секреты. Вот только потом, раз, и придумаю, что-нибудь ещё. А вы все останетесь с носом.

— Если ты такой приятный и великодушный, то почему пленным тудейцам отрубаешь руку? — не удержался от язвительного замечания Сабинос.

Но такие штуки ни на фельс не могли поколебать благодушного настроения князя.

— Только из шкурного интереса, чтобы тудэйцы больше тратились на их прокорм.

Расспрашивали послы и о походах Дарника в Хорезм и в хазарскую столицу. Особенно их заинтересовал ответный визит на Яик кятского визиря.

— Да обычное соглядатайство, — всё так же беспечно отвечал князь. — Хотел посмотреть, что у нас тут и как. Напросился на моё сражение с макрийцами, много потом мне цветистых похвал говорил. Думаю, понял, что не десятью тысячами, ни пятнадцатью нас не захватить. А какой глупец захочет погнать через пятисотверстную пустыню двадцать тысяч конницы? Уверен, что с Кятом мы будем только торговать.

— А как насчёт тюргешей? — пытливо вопрошал Сабинос. — Тем-то через степь, да зимой гнать двадцать тысяч конницы не в диковинку?

— Из богатств у моего княжества пока только хорошее войско. Вряд ли тюргеши захотят нести большие потери. Скорее всего, попросят у меня клятву в верности и чтобы вместе идти на Хазарию.

— На Хазарию и Херсонес? — добавил главный посол.

— Полагаю, Херсонесу будет легко откупиться от меня с тюргешами. Обещаю много золота с вашей фемы не брать.

— Ты даже не скрываешь своей готовности на предательство своего главного союзника, — упрекнул не привычный к такого рода разговорам посол.

— Я лишь хорошо усваиваю уроки, которые мне даёт Романия.

— Это какие же? — Послы озадаченно переглянулись между собой.

— Наверняка Романия десятки раз подписывала с магометанами мирные договоры, при этом втихаря нанимает меня или хазар напасть на них. Значит, польза в таких делах для вас важнее честного перемирия. И будет только справедливо, если и другие будут следовать вашему примеру. К тому же, я никогда не скрывал, что богатые страны всегда должны делиться с бедными. Макариос тебе может это подтвердить. Разве нет?

— Ты говорил, что своими закупками шерсти ты хочешь лишить степняков повода воевать, — вспомнил мирарх.

— Ну это и будет моя скрытая выплата им дани.

Ватажные ямы-вежи, в которых сменные лошади имелись уже для двух ватаг, привели ромеев в полный восторг: вот он секрет быстроты кутигурской, а теперь и дарпольской конницы. Обратили внимание и на непривычное разнообразие в яицком вооружение: кистени, клевцы, булавы, перначи, короткие мечи, копьеметалки, пращи-ложки, пращи на шесте, боевые цепы, кулачные скобы, самострелы, двуручные секиры, не говоря уже про камнемётные колесницы.

— И твои воины всем этим хорошо владеют? — не мог поверить Сабинос.

— Конечно, нет. Зато у воевод всегда есть повод сказать им, что они не достаточно обучены и должны обучаться ещё и ещё, — с оглядкой и шёпотом, как самую свою большую тайну сообщил им Дарник.

На настойчивую просьбу главного посла показать камнемётные колесницы в действие, князь сначала ответил отказом, но потом, по подсказке Корнея, согласился в обмен на показ, где в посольском поезде хранится сорок тысяч солидов. Чуть помявшись Сабинос согласился.

На очередной стоянке установили мишени, выстроили в линию семь колесниц, достали песочные часы и трубач дал сигнал. Колесницы рванули вперёд, промчались полста саженей, дружно развернулись, и камнемётчики сделали подряд три выстрела. На проезд, разворот и первый выстрел у них ушло по два переворота песочных часов, на два остальных выстрела по одному. Поехали смотреть мишени. «Яблоки» и «орехи» не оставили на них живого места.

— Наконец я понял, почему ты любишь только маленькое количество воинов и одерживаешь с ним победы, — сделал заключение Сабинос.

— Мы показали, теперь ты показывай, — нетерпеливо потребовал Корней.

Чтобы не вводить в грех рядовых дарпольцев, посольский отряд отъехал на версту в сторону и уже там открыл князю с воеводами свои тайники.

Золотые монеты извлекали буквально изо всего: из хлебных лепёшек и бочонка с мёдом, из колбас и щитов стратиотов, из голенищ сапог и перьевых подушек.

— А