100 великих драм и трагедий истории - Николай Николаевич Непомнящий

В апреле 1945 года Муссолини с некоторыми членами Совета министров и тридцатитрехлетней любовницей Клареттой Петаччи находился на севере Италии в своей последней резиденции в городе Гарньяно на берегу озера Гарда. Узнав о том, что советские войска заняли Вену, а американцы и англичане форсировали Рейн, Муссолини направился к Милану. Там 23 апреля он получил известие о том, что командование немецких войск в Италии начало переговоры с союзниками о конкретных условиях капитуляции. Кроме того, Муссолини сообщили, что Генуя и Парма находятся в руках итальянских партизан. Понимая, что он обречен, Муссолини обратился к гауптштурмфюреру СС Отто Киснату, который возглавлял специальное подразделение немецких автоматчиков, выделенное для охраны дуче:

– Капитан, вы не получили указаний из Берлина в отношении места, куда я должен скрыться в случае опасности?

– Нет, – ответил Киснат. – Знаю только, что германские власти настаивают на вашем пребывании там, где находится немецкое посольство. Сейчас оно переехало из Фасано в Мерано, и мы должны последовать за ним.

26 апреля, когда войска союзников приближались к Милану, Муссолини и сопровождающие его министры покинули город и присоединились к немецкой колонне, пытавшейся вырваться в Германию по левому берегу озера Комо. Колонна состояла из ехавшего впереди бронеавтомобиля, следовавших за ним «Альфа-Ромео-2500» Муссолини, «мерседеса» гауптштурмфюрера Кисната, машины офицеров СС и двадцати шести грузовиков с немецкими солдатами. Однако в городке Муссо колонну остановил патруль 52-й гарибальдийской бригады итальянских партизан. В ходе состоявшихся переговоров было решено, что партизаны пропустят немцев в направлении города Донго после сдачи оружия. Но только в том случае, если они выдадут всех находящихся в колонне итальянцев, которые должны будут пройти особый партизанский контроль.

Пока велись переговоры, Киснат достал для Муссолини немецкую военную форму и посоветовал перебраться в один из грузовиков, а на случай обыска притвориться спящим под влиянием алкоголя. Согласно официальной версии, дальше произошло следующее. При осмотре колонны в кабине одного из грузовиков партизан Урбано Ладзаро по прозвищу Билл обнаружил человека, похожего на Муссолини, и арестовал его.

Но на самом деле опознание дуче произошло несколько иначе, а главную роль в этом сыграл приходской священник городка Муссо Эниа Маинетти. Долгое время об этом ничего не было известно, пока журналисты итальянской газеты «Панорама» в начале 1990-х годов не обнаружили записи Маинетти, в которых он подробно рассказал о событиях того дня.

Когда в городок вошла колонна техники, местный мальчишка привлек внимание патера к одному из грузовиков, в кузове которого стоял крупный солдат в немецкой форме.

– Я подошел поближе к показанному мне человеку – он стоял в шинели и каске немецкого солдата с автоматом наготове возле грузовика. Присмотревшись, я узнал в нем по броской неподражаемой внешности, особенно по характерным скулам, великого дуче. От находившихся рядом женщин я также узнал, что немцы помогали этому человеку подниматься в грузовик и проявляли о нем чрезмерную заботу – лишнее подтверждение тому, что речь шла не о простом солдате.

О своих подозрениях патер Маинетти сообщил сначала партизанскому капитану Барбьери, а затем капитану Беллини. Но несмотря на это около двух часов дня немецкая колонна покинула Муссо и двинулась в направлении города Донго. Там ее остановили еще раз, и только тогда Урбано Ладзаро, которому рассказали о подозрениях Маинетти, задержал Муссолини, находившегося в кабине одного из грузовиков.

Узнав об этом, Маинетти отправился в Донго. «Там, в зале муниципалитета, – пишет он, – слева от входа на первый этаж мне довелось с близкого расстояния посмотреть на великого дуче. Он сидел на стуле возле стола. На нем была черная рубашка, серо-зеленые галифе и сапоги. Он произвел на меня удручающее впечатление. Я подошел к нему и представился. Но Муссолини не произнес ни слова, делая вид, что не заметил моего присутствия. Я кивком головы попрощался с ним».

То, что произошло в дальнейшем, можно смело назвать позорной кровавой вакханалией, учиненной дорвавшимися до власти функционерами итальянской компартии. После ареста Муссолини и Петаччи доставили в дом крестьянина Де Мария в Меццегру. Там партизанские командиры, сообщив о поимке дуче руководству Комитета национального освобождения (КНО), находившемуся в Милане, начали спорить о его дальнейшей судьбе. Американцы и англичане безоговорочно требовали выдать Муссолини им. Но лидеры КНО отказались и около трех часов ночи 28 апреля направили представителям союзников следующее сообщение: «К сожалению, Муссолини не может быть выдан. Народный трибунал приговорил его к смертной казни на той же площади, где незадолго до этого фашистами были расстреляны пятнадцать итальянских патриотов».

Но лидеры КНО обманывали союзников. В это время Муссолини был жив, а в отношении его дальнейшей судьбы решение еще не приняли. Дело в том, что одна часть руководства КНО считала, что Муссолини должен предстать перед итальянским трибуналом как военный преступник. Но против этого решительно выступили коммунисты, которые предложили расправиться с дуче немедленно. В конце концов победила именно эта точка зрения. Тогда будущий генеральный секретарь компартии Италии Луиджи Лонго подписал приказ, согласно которому члену КПИ Вальтеру Аудизио предписывалось расстрелять Муссолини.

Позднее итальянские коммунисты категорически отрицали факт такого приказа. Так, сам Лонго в интервью Леониду Колосову, в 1960-е годы работавшему в римской резидентуре ПГУ КГБ СССР под прикрытием журналиста газеты «Известия», заявил: «Это абсолютная ложь! Я, наоборот, сделал выговор Аудизио и его группе за ту позорную вакханалию, которую они устроили с расстрелянными фашистами и особенно с Петаччи».

По версии коммунистов, Аудизио должен был прибыть в Донго и доставить Муссолини в Милан, где его, дескать, предполагалось передать союзникам для военного суда. Однако Аудизио превысил свои полномочия и по собственной инициативе расстрелял Муссолини и Петаччи. Но сам Аудизио, в 60-х годах сенатор-коммунист, рассказывал все тому же Колосову следующее: «Луиджи Лонго категорически заявил мне: “Или ты расстреляешь Муссолини, или мы расстреляем тебя”. Приказ был абсолютно ясен для меня: Италия должна была сама, без посторонней помощи, перестать быть фашистским государством путем свершения акта высшего возмездия. Кстати, Лонго и подписал смертный приговор бывшему дуче. А в отношении Петаччи он сказал мне вдогонку: “В крайнем случае ликвидируешь и эту потаскуху”».

Днем 28 апреля Аудизио прибыл в Донго, посадил Муссолини и Петаччи в машину и отправился искать подходящее место для казни. Его сопровождали партизаны Гвидо и Пьетро. Найдя заброшенный крестьянский двор, он приказал шоферу остановиться. Дальнейшее Аудизио описывает так: «Я пошел вдоль дороги, желая убедиться, что в нашу сторону никто не едет. Когда я вернулся, выражение лица Муссолини изменилось, на нем