28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия - Вячеслав Алексеевич Никонов

лицом таких препятствий, как расстояние, языковые различия и трудности коммуникаций, какие преодолели мы, могут вместе жить и могут сотрудничать в общем деле организации мира во всем мире».

Трумэн встретился со Стимсоном в полдень в среду 25 апреля. Как утверждал сам Трумэн, он все еще находился под впечатлением вчерашнего – «одного из самых откровенных и пугающих посланий» – от Сталина.

Стимсон привел с собой руководителя Манхэттенского проекта генерала Гровса (Оппенгеймер был научным руководителем). На время обсуждения общеполитических тем военный министр оставил Гровса ждать в приемной.

Начал Стимсон свою встречу весьма торжественно, читая заготовленный меморандум:

– Не позже чем через четыре месяца мы, судя по всему, завершим производство самого ужасного оружия, когда-либо известного в человеческой истории, один боеприпас которого может уничтожить целый город… Однако абсолютно очевидно, что мы не в состоянии сохранить за собой эти преимущества на неопределенное время, так как различные исходные данные, связанные с открытием секрета атомной бомбы и ее производством, хорошо известны многим исследователям во многих странах, хотя немногие ученые сейчас знакомы с процессом в целом…

Ее разработка велась совместно с британцами, но заводы, производящие взрывчатый материал, находятся в наших руках, и в течение нескольких лет никакая другая страна не достигнет нашего уровня. Мы, несомненно, не сможем сохранять эту монополию вечно, и единственной страной, которая, вероятно, сможет начать производство в ближайшие несколько лет, является Россия.

Далее военного министра потянуло в философию:

– Мир, находящийся на нынешнем уровне нравственного прогресса в сравнении с развитием техническим, рано или поздно окажется беззащитен перед таким оружием. Другими словами, речь может идти о полном уничтожении современной цивилизации.

Создание всемирной организации мира при сохранении существования бомбы в тайне представлялось Симпсону нереалистичным:

– Никакая система контроля, существовавшая до сих пор, не будет достаточной для сдерживания этой угрозы. Контроль за этим оружием, как внутри любой отдельно взятой страны, так и между странами мира, будет, несомненно, делом чрезвычайно трудным и потребует таких всеобъемлющих прав на инспекцию и внутренних ограничений, о каких мы до сих пор никогда не помышляли.

Это подвело Стимсона к ключевому пункту его доклада:

– Более того, в свете нашего нынешнего положения в отношении этого оружия вопрос о предоставлении его другим странам и об условиях такого предоставления, если оно будет предпринято, становится первоочередным вопросом нашей внешней политики.

Стимсон предлагал создать международный контрольный орган, который бы распоряжался ядерным оружием, систему инспекций, и «это, понятно, предполагало еще невиданную, высочайшую степень интернационализации политического мышления всего мирового сообщества».

Затем Стимсон пригласил Гровса, который принес с собой отчет о состоянии Манхэттенского проекта. И Стимсон, и Гровс настаивали, чтобы Трумэн прочитал этот документ в их присутствии. Президенту явно не хотелось этого делать. Он в принципе не выносил длинных бумаг, а здесь еще надо было не только вчитаться, но и вдуматься в написанное. Да еще после витиеватого предисловия Стимсона, содержание которого ему явно не понравилось. Да и не могло понравиться.

Выходец из машины Пендергаста и мафиозных кругов Канзас-сити никак не мог понять, почему он должен делиться с кем-то информацией о том, что у него скоро появится «большая пушка». Он привык мыслить по понятиям. Если у твоей шайки есть большая пушка, то надо ее использовать, тем более если у конкурирующей шайки ее нет. И уж тем более он не мог понять, зачем делиться секретом такого оружия с противником, и только потому, что у него такого оружия пока нет и он может захотеть когда-то его создать.

«Дальнейшее напоминало сцену из какого-нибудь мрачного фарса: тот же человек, который гордо предлагал Авереллу Гарриману слать ему сообщения подлиннее, пытался увильнуть от публичного посвящения в мельчайшие подробности секретного проекта, который он безуспешно пытался расследовать в бытность свою сенатором», – замечал американский историк Р. Роудс.

Генерал Гровс напишет: «Этот отчет не был особенно длинным, учитывая масштабы проекта… Например, наши отношения с британцами были описаны строках в четырех или пяти. Настолько сжатым было изложение. Нам нужно было описать все процессы, и мы могли только обозначить их суть – и почти ничего больше».

Трумэн заставил себя прочитать документ. После этого, фиксировал Гровс, «значительный упор был сделан на международных отношениях, и в частности на ситуации с Россией… Он очень определенно дал понять, что совершенно убежден в необходимости нашего проекта». Последним пунктом в меморандуме Гровса было поступившее от Буша и Конанта предложение о создании «особого комитета… для выработки рекомендаций по действиям исполнительной и законодательной ветвей нашей власти». Трумэн, уверял в воспоминаниях Гровс, «одобрил эту идею». Наивные генералы…

В своих мемуарах Трумэн описывал встречу с плохо скрываемым сарказмом: «Я слушал его увлеченно и заинтересованно, ибо Стимсон был человеком великой мудрости и прозорливости. Он подробно описал природу и мощь проектируемого оружия. Если ожидания сбудутся, сказал он мне, атомная бомба, несомненно, окажет решающее влияние на наши отношения с другими странами…

Бирнс уже говорил мне, что это оружие может быть настолько мощным, что потенциально способно уничтожить целые города и убивать людей в беспрецедентных масштабах. Он добавил, что, по его мнению, бомба вполне может поставить нас в положение, когда мы будем диктовать свои условия в конце войны. С другой стороны, Стимсона, по-видимому, не меньше волновала роль атомной бомбы в формировании истории, чем ее способность сократить продолжительность этой войны. Пока, конечно, никто не мог с уверенностью сказать, что предпринимавшиеся гигантские усилия увенчаются успехом.

Я поблагодарил его за поучительный доклад на эту важнейшую тему и, провожая его к двери, думал о том, насколько повезло нашей стране, что у нее на службе оказался такой мудрый человек».

Заметим, что на следующий саммит Большой тройки в Потсдаме Трумэн возьмет с собой не Стимсона и Гровса. По правую руку от него будет сидеть госсекретарь Бирнс, который сразу рекомендовал бомбу использовать, а не делиться секретами ее производства с союзниками.

Конференция Объединенных Наций пышно открылась в 16:30 25 апреля в Опера-Хаус Сан-Франциско. В зале были установлены флаги 46 государств-учредителей. Между флагами стояли четыре позолоченные колонны, олицетворявшие «четыре свободы», обещанные Рузвельтом: мнений, вероисповеданий, свободу от нищеты и от страха. Десятки прожекторов освещали модернистский зал со стенами из стали и бархата. Многочисленные делегаты разместились в обтянутых красным плюшем креслах партера, амфитеатр и галереи облепила пресса – событие освещали две тысячи журналистов – и зрители.

Трумэн не соизволил почтить учреждение ООН личным присутствием, ограничившись обращением к участникам заседания по радио из Вашингтона, которое начал словами:

– Никогда в истории не было более важной конференции или более