Дракон из черного стекла - Джим Чайковски

* * *

Никс ни мгновения не колебалась. Бездна у нее внутри уже требовала этого, но в этот момент у них было одно намерение, одна потребность.

Она притянула Даала к себе, прижав его пылающую щеку к своей и вновь ощутив знакомый огонь, когда двое слились в одно целое – хотя и очень слабый, отражающий совсем незначительную глубину его источника. И все же Никс забрала у Даала все до последней капли, зная, что это их единственная надежда. Вытянула из него каждую крупицу силы – не только из этого источника, но и из самой его жизни.

Никс почувствовала, как затрепетало его сердце.

Как его тело похолодело в ее объятиях.

Их незримая связь ослабла, отталкивая их друг от друга.

«Прости…»

Но его руки все еще сжимали ее, побуждая взять еще.

Однако она не осмеливалась. Вместо этого по-прежнему накапливала его тепло, его огонь. Разжигала его в своих легких, в своем сердце, в своем горле. И все это время наблюдала за Баашалийей. После попытки цапнуть Даала тот описал круг, оставляя в воздухе след из изумрудно-золотого огня, вроде как удрученный тем, что не сумел поразить свою цель – а может, из-за того, что был сбит с толку убежищем, к которому стремился Даал.

Кальдер же при этом постоянно держался между Баашалийей и Никс, сопровождая каждое движение летучей мыши низким предостерегающим рычанием.

Эта тупиковая ситуация не могла длиться до бесконечности.

Зная это, Никс оторвала свою щеку от щеки Даала и бросила своему крылатому брату золотистые пряди своего напева, в которые вплела тихие умиротворяющие аккорды – вспоминая, как уютно им было вдвоем, когда Баашалийя был не больше зимнего гуся. Добавила запах гниющей травы с болот, шепот ветра в камышах, хор лягушек под темным пологом.

«Вспомни…»

Она бросила эти аккорды прямо в бушующий шторм изумрудного и золотого огня. Превратила свою песню в маяк, в якорь, чтобы с его помощью вытащить Баашалийю из этого безумия. Ей уже приходилось проделывать нечто подобное, освобождая рааш’ке из рабства того Корня в Пустошах.

«Вспомни, кто ты…»

Баашалийя силился ответить – едва слышный писк все-таки пробивался сквозь охватившее его безумие, однако буря у него внутри бушевала слишком уж сильно, набрасываясь на ее напев и разрывая его в клочки. Образованный этим напевом якорь грозил в любой момент оборваться.

«У меня по-прежнему не хватает сил…»

Никс ощущала, как холодные руки Даала все так же крепко обхватывают ее, понимая, какое предложение из этого следует. Но просто не могла взять больше. Словно почуяв это, безумие внутри у Баашалийи вспыхнуло еще ярче, подогреваемое ее безысходным отчаянием и готовностью опустить руки – а может, и новой угрозой, стремительно налетающей на них.

За плечами у Даала вдруг расцвело яркое золотое сияние. Кое-кто другой увидел опасность и бросился на помощь, притягиваемый общей связью.

Никс вся так и сжалась.

«Нет, Пиллар, не приближайся сюда!»

Даал повторил то же самое, бессильно уронив голову на плечо Никс:

– Нет…

Оба были проигнорированы.

Заметив Пиллара так близко от себя, Баашалийя встал на дыбы. Миррская летучая мышь была в два раза крупней рааш’ке. Из горла Баашалийи вырвался яростный визг.

Однако Пиллар все приближался, царапая когтями палубу и из последних сил взмахивая поврежденным крылом.

Даал еще крепче сжал Никс.

– Спаси его! – хрипло взмолился он. – Спаси их обоих! Даже если это будет стоить мне жизни!

Никс наконец осознала, с какой нерушимой связью между человеком и зверем имеет дело. Даал выразил это словами всего несколько мгновений назад, и теперь она тоже это увидела. Слепая ко всему остальному, Никс все-таки смогла углядеть те слабые нити, что привязывают всадника к скакуну, – радость, которую Даал только начал испытывать.

Однако отказывалась забирать у него больше, рисковать его жизнью.

«Даже ради того, чтобы уберечь Пиллара».

С великим сожалением Никс вернула свое внимание к золотому якорю в изумрудной буре, всеми силами пытаясь укрепить его, но так и не смогла заставить его сиять хоть сколько-то ярче, чтобы противостоять ей.

Баашалийя поднялся еще выше, задевая крыльями за бимсы, поддерживающие палубу над головой – готовый обрушиться на Пиллара, растерзать эту эфемерную новую связь.

Никс вся сжалась.

«Эта связь…»

Она опустила затуманенный взгляд ниже, вновь пытаясь сосредоточиться на том, что так крепко привязывало Пиллара к Даалу – не просто к человеку, а к тому, что тот собой представлял.

Никс вновь заглянула в глубины холодного и пустого источника Даала, молясь о том, чтобы подтвердилась ее правота. Она вспомнила, как Джейс потушил кезмека, как свечу, а затем последовал по нитям, которые связывали эту тварь с ее хозяином, через которые и высосал жизнь из убийцы.

«Не может ли то же самое быть применимо и здесь?»

Она еще раз заглянула внутрь Даала.

«Ну пожалуйста…»

И тут наконец нашла то, что связывало всадника и скакуна воедино. Используя Даала в качестве передаточного звена, Никс вплела свой напев в эту связь. Она пела сердцу Пиллара, умоляя о его милости, напоминая рааш’ке, что Даал нуждается в нем.

Пиллар услышал ее.

Через эту связь в нее хлынул его золотой огонь.

И в тот же миг на нее бесконечным потоком обрушились воспоминания и ощущения: она молодой летучей мышью проносится надо льдом, ощущая вкус разорванной плоти… Чувствует на себе вес седла – поначалу угнетающий, а затем обещающий радость… Все это слилось воедино – целая жизнь, уместившаяся в единственный удар сердца.

Даал ахнул, испытывая то же самое.

У Никс больше не было времени. Собрав всю эту любовь и жизнь, она пропела всю их золотую красоту Баашалийи. Миррская летучая мышь по-прежнему угрожающе высилась над ними, обведенная изумрудным пламенем. Угасающий было якорь вспыхнул ярче, превратившись в солнце. Его чистое сияние стало затмевать изумрудные языки пламени, подавляя это безумие.

А Никс все продолжала напевать, сосредоточившись теперь лишь на одном воспоминании.

Самом раннем из тех, что были у них на двоих.

Никс смягчила свои аккорды, воскрешая почти забытое прошлое. Она пела о спокойствии и уюте общего гнезда, о теплых крыльях, окутывающих их обоих, о сладком молоке и сердце матери, бьющемся под густым мехом.

А потом возвысила голос, поманив своего брата рукой.

«Вернись ко мне!»

И он наконец внял этому призыву.

Неистовые метания Баашалийи затихли вместе с этим изумрудным огнем. Опустившись на палубу, он упал в самого себя, весь дрожа, до смерти напуганный тем, что только что произошло.

Никс бросилась утешать его, пока Даал с трудом поднимался на ноги. Он тоже подошел к Пиллару, чтобы вернуть душевое