Приключения Петьки Зулина - Георгий Анатольевич Никулин

поднялся прежний гвалт. Королька неудержимо тянуло пройти через самую середину рынка, где в толчее орали продавцы, предлагая главным образом ванильные палочки для сдобного теста да сахарин в пакетиках. Более солидная торговля материей и продуктами шла из балаганов, выросших, как поганки под теплым дождем.

Навстречу ребятам бежал парень с развернутой газетой в руках.

Подскочив к какому-то человеку в летнем пиджаке из чесучи, парень сунул ему под нос газету и, на несколько секунд задержавшись, оглушительно закричал:

— Конец Врангелю! Конец Врангелю![218]

«Конец Врангелю, — значит, отец скоро вернется», — мгновенно обрадовался Петька. А человек пошатнулся от неожиданности, схватился за сердце и побледнел.

— Смотри, — толкнул Петька Королька, — сейчас он у него часы снял. Вон остался один ремешок!..

Парень затирался в толпу, а человек стоял ошеломленный новостью и шептал:

— Конец Врангелю!

— Конец вашим часам! — крикнул ему Королек.

Человек испуганно шарахнулся, потом, опомнясь, осмотрелся кругом и, видя, что на него никто не обращает внимания, кроме мальчишки, грозно спросил:

— Ты что, обо мне говоришь? Что привязался?

— Ваши часы сняли, — объяснил Королек.

Ощупав карман, человек обнаружил пропажу и тогда схватил Королька за плечо:

— Ага, попался!

Королек, испуганный таким поворотом дела, начал просить:

— Пусти, дяденька, я только…

— Сами вы попались! — крикнул Петька. — Тот и часы снял, который газету с Врангелем показывал. Вон он, держите его! А то вас придется задержать для выяснения личности.

Энергичное вмешательство Петьки сильно напугало неудачника; он выпустил Королька и кинулся в толпу, совсем в другом направлении от вора.

Зеваки, привлеченные шумом, останавливались, уже щупали тряпку с завернутыми деньгами, и Петьке пришлось объяснить:

— Часы у него сняли, вот и кидается на всех, как полоумный.

— «Ага попался»! — передразнил Королек человека в чесучевом пиджаке. — Вот тебе и конец Врангелю! С перепугу отказался и от часов.

Тем временем какой-то тип пытался расковырять Петькин сверток с деньгами.

«Отнимут и ничего не сделаешь», — подумал Петька и, подталкивая Королька, заторопился домой.

— Пойдем, — согласился Королек, — больше никогда сюда не приду.

Для школы наступили горячие дни: все готовились к весенним проверочным работам, — исчезла надежда, что по примеру прошлого года можно будет без экзамена перейти из класса в класс, а если время приспело, то и получить бумажку об окончании.

В школьном совете участвовали представители от учеников всех классов. Обращаясь к комсомольцам, Дикобраз просил не подводить школу, чтобы первый блин не вышел комом.

Раз просил Дикобраз, — его невозможно было подвести, и, пошумев и помитинговав, ребята решили наверстать упущенное, пусть хоть и не всё прошли в классе.

Петька занимался вместе с Корольком. Они с учебником географии в руках путешествовали по диким странам.

Благодаря своему упорству Королек достиг хороших успехов и ответами удивлял учителей.

Устные экзамены прошли сносно. Дикобраз не верил своим ушам, а учитель географии восхищался Корольком:

— Раньше он не мог показать на карте Тамбов, искал его в Германии, а теперь знает даже далекое озеро Титикака, на границе Боливии и Перу.

Дикобраз поставил Королька в пример и говорил, — вот что значит внимание к своим урокам, и к чему приводит старание, хотя бы и… хотя бы и при небольших способностях.

Петька тоже справился с географией. Он усердно занимался до последнего дня, но ему стало совершенно ясно, что, при всех послаблениях учителей, по двум–трем предметам ему не перейти в следующий класс.

Для оценки по русскому нужно было написать классное сочинение. Из предложенных тем Петька выбрал свободную тему под заголовком «Какие события я знаю» — и крупно написал на листе: «Проня-Лихач — бандит».

Затем он добросовестно изложил все, что знал о Проне, умалчивая о себе, и даже не упомянул о своем участии в поимке Прони.

Изложение было не совсем связно, но зато Проня говорил настоящим бандитским языком. Тут красовался весь запас слов из воровского жаргона, какие Петька где-либо слышал.

Петька предполагал, что никто не напишет интереснее, чем он, и что сочинение произведет фурор.

На следующий день учитель сделал разбор некоторых работ и, держа листок бумаги, обратился к Петьке:

— Вот ты, Зулин, тут написал сочинение, из которого я увидел, что Проня-Лихач — бандит, что в своих выражениях ты употребляешь слова, не свойственные русскому языку, а правила правописания тебе совершенно неизвестны. Очень плохо, очень плохо у тебя с русским языком. Садись.

— Ты ведь здóрово сочинил. Зря учитель так. Поставил бы хотя какую-нибудь отметку, — сочувствовал Королек.

Тетя Настя прислала письмо, где сообщала, что считала дядю Васю погибшим, но выяснилось, что они с подпольной группой увели-таки полк на сторону Красной Армии. Четырнадцатого декабря 1919 года он был ранен в бою за Новониколаевск. Теперь поправился, но хромает, и они едут к деду.

И наконец наступил счастливый день. Петьке разрешили разговаривать с Галей.

О школьных новостях она знала от Люси Веселовой, и Петька ей больше рассказывал о себе, но и тут Галя оказалась достаточно осведомленной, знала и о сочинении Петьки, и о том, что он оставлен на второй год. Пришлось показать сочинение Гале.

— Петя, я ведь тоже осталась на второй год, — сказала Галя.

— Вот это здорово! Будем учиться в одном классе…

— Но, Петя, экзамены можно держать и осенью, я буду заниматься.

— Тогда и я буду, и перейду, — решительно заявил Петька.

— Давай заниматься вместе, — предложила Галя.

— Давай, — живо согласился Петька.

Дома Петьку встретила неожиданная радость. В большую комнату вселился Рубцов. Он говорил, что скоро приедет Мотя, и обещал привести Белко. Петька сказал Рубцову, что будет держать экзамен осенью.

— Осенью, говоришь? — переспросил Рубцов. — Ну, раз осенью, то заниматься надо с завтрашнего дня. Яровые хлеба весной сеют.[219]

Петька вынул листок с сочинением.

«Перескочить» — пишется вместе, — читал он заметки учителя на полях, против жирно подчеркнутых ошибок. Учитель соединил два слова «По» и «утру», написанные раздельно, подчеркнул и сбоку пометил: «наречие».

«Какие к черту наречия ему еще нужно? — думал Петька. — На каком наречии ему нужно писать?»

Петька пытался вспомнить, как о наречиях говорила учительница на уроках в Жиганской школе. Но ему гораздо ярче вспоминалась шестиверстная дорога в школу, кладбище паровозов, бой за село, варка мыла…

— Не горюй! — хлопнул его Рубцов по плечу. — Я ведь тоже как пень! Вместе нам с тобою придется учиться, а то возьмется за нас ЧК.

— Ты сам ЧК. Чего же бояться?

— Так то другое ЧК — ЧК по борьбе с неграмотностью[220].

«Ну, если за это дело