Путь инквизитора. Том первый, том второй. - Борис Вячеславович Конофальский

«Сволочь, научил хамов, нужно было его сразу добить».

Волков остановился на мгновение, чтобы придумать, как взять этих троих, и с удивлением увидал, как мужик, тот, что был с алебардой, выронил свое оружие на песок, упал на колени, а затем неловко завалился на спину. Лицом кверху, рот открыт. Прямо из-под его носа торчало оперение арбалетного болта. Болт ушел глубоко, видно, перебил шейные позвонки — враг был мертв. Двое его товарищей оказались удивлены не меньше кавалера, оба смотрели на мертвеца, а Волков, не думая о том, откуда прилетел болт, тянуть не стал, воспользовался их невниманием и, сделав два быстрых шага, нанес короткий колющий удар в шею одного из копьеносцев, проткнув ее насквозь. Оставшийся, с удивлением глядя, как валится на песок еще один его товарищ, не стал дожидаться, повернулся и побежал прочь.

Волков за ним не погнался: пусть бежит, так он только других хамов перепугает. Забыв про размеренное дыхание, кавалер кинулся к раненому сержанту. «Добить мерзавца». Тот повернулся, запрыгал на одной ноге, опираясь на протазан, как на костыль, но упал, пополз на четвереньках, а кавалер догнал его и загнал ему в зад свое оружие чуть ли не до середины клинка. Сержант страшно заорал. «Вот так-то, будешь знать, как учить взбесившееся быдло».

Кавалер огляделся, теперь у него было несколько мгновений для того, чтобы сориентироваться.

Чуть повыше берега, ближе к дороге, Максимилиан воткнул его старый кавалерийский щит в песок и, прячась за этим укрытием, как и положено арбалетчику, ключом снова натягивал тетиву арбалета. Волкову стало приятно, что молодой человек остался с ним, но… вероятность, что знаменосец останется здесь навсегда, была очень велика. «Наглец! Не выполнил приказ».

Потом он глянул на реку. Конечно, враги так и идут цепью, так и идут. Следующие выходят на берег и, заливая песок водой, уже поднимаются по склону. «Идут, не кончаются чертовы хамы. Господи, благослови. Главное — к воде близко не подходить, Господи, не хочу умирать в воде, не допусти».

Волков двинулся навстречу врагам, помахивая мечом. Но ему пришлось оставить мысли о ровном дыхании, уж больно много мужичья успело выбраться на берег. Трое, четверо… пятеро, и еще один почти дошел до берега. И они двинулись на кавалера. Морды остервенелые, ненавидят его. Копья, алебарды, годендаги, грубые секиры, а еще один подлец с длинным опасным молотом через брод идет, оружие сжимает крепко, на Волкова пялится, оскалился в ожесточении. Все они видели, как кавалер резал их товарищей, видели и хотят отомстить.

На него посыпались удары — бестолковые, но сильные, яростные. Пришлось шевелиться. Какое уж тут дыхание, когда раз за разом тебе копьем проверяют забрало на прочность, стараются загнать шип алебарды под мышку или проломить шлем секирой. Волков пятился, отвечал редко, только когда появлялась возможность. «Сволочи, настырные подлецы, так ведь и убьют».

Пришлось остановиться, получить пару крепких ударов по шлему и в бедро, но нанести самому настырному копейщику удар. Бритвенно-острый меч скользнул по древку копья — пальцы долой! Орет мерзавец, кровь брызжет из обрубков. Враг орет, а другие замерли, еще одному кавалер успевает разрубить ногу. Но дышать в шлеме все тяжелее. Солдаты вообще остановились, потеряв двоих товарищей ранеными.

«Что, хамы, растерялись? Наверное, думаете: „Уж лучше бы землю пахали“? Да уж, воинское ремесло страшное».

— А ну, ребята, чего встали, пошли на него! — слышит Волков.

«Еще, что ли, один сержант? Вот сволочь!»

Так и есть, высокий, сильный, вылез из воды, направляется к солдатам, сержантская лента поверх левого кольчужного рукава. Шлем у мерзавца крепкий, горжет челюсть нижнюю скрывает, бригантина отличная. Наручи, рукавицы, наголенники — все у него в порядке. Сжимает протазан, что так любят все сержанты. Идет, уверенный в себе.

Мужички сразу взбодрились, полезли вперед. Ведь сержант уже близко!

— Навались, ребята, не бойтесь его, он сам уже обгадился. Вместе, дружно! — орет тот и вдруг останавливается. — Ах, черт!

Волков мельком глядит на сержанта — у того прямо из бригантины, из правого бока торчит арбалетный болт, вошедший глубоко, наполовину. Волков улыбается.

«А ты, сержант взбесившихся холопов, думал, что тебя не взять? У нас для таких арбалеты работы ламбрийской, шипы на болтах каленые».

И кавалер сам двинулся вперед, пока новый сержант или офицер не вылез на берег. Дыхание… да уже не до него. Он полез на копья и алебарды, полез под тяжкие удары годендагов. Не было у кавалера времени тянуть да уклоняться, солдаты все выходили и выходили.

И замельтешили перед прорезями в забрале железо и люди. И стал работать он мечом на всю, уже не заботясь ни о дыхании, ни о сохранности дорогого клинка. Тут показалось Волкову, что эту схватку он может выиграть. И главное — выйти из нее живым. А что, доспехи у него крепкие, королевские доспехи, и Максимилиан выручает, и солнышко уже зацепилось низом за деревья. Вот кавалер и старался, работал мечом. Он знал, как бить. Шлем, кираса — нет, мечом их не взять… Он искал открытое мясо. На него сыпались удары со всех сторон, по шлему попадали так, что в голове звон стоял, по плечам били, по перчаткам, в пах пытались колоть, но и его железо находило добычу. Лица, шеи, руки без латных рукавиц, пальцы, колени, ляжки… Все, до чего дотягивался его острый клинок, — со всего летела кровь. Крики боли, ругань, проклятия, хрип… Рыцарь резал и рубил их так, что кровь летела тяжелыми каплями в разные стороны, даже через забрало проникали капли, попадали на лицо. А он резал и резал, колол и колол врагов, хотя сам уже и задыхался в тяжелом шлеме. «Нет, неровня вы мне, я воин, а вы хамы, взбесившееся быдло, осатаневшие холопы. А холопы воинам неровня!»

И людишки-то начали сдавать. Раненые, оставляя черные следы крови на песке, шли обратно к броду, а те, кто направлялся им навстречу… встали. Волков тяжело дышал, боясь открывать забрало. «Постойте еще, дайте хоть дух перевести».

Мужичью уже не хотелось лезть в такое кровавое дело, а сержантов и офицеров среди них не нашлось, вот вокруг Волкова врагов-то и не осталось, только мертвые да раненые, истекающие кровью на песке, валяются. Раненые корчатся, подвывают, кто от боли, а кто и от страха. Двое уцелевших стали пятиться к воде, так одного из них Максимилиан убил, вогнав болт прямо ему в горло. Оставшийся уже не шел, а бежал к броду, и те, что были в воде, видя такое дело,