Песни служителей Адхартаха: призыв - Андрей Кот

Слезы потекли у нее из глаз, заставив умолкнуть. Амори выждал время, пока Матильда несколько пришла в себя и голосом, полным сострадания, спросил:

– Знаете ли вы истинное назначение этого сундука и его содержимого?

Матильда непонимающе посмотрела на него.

– Назначение? Ну я давала одному ученому почитать, так он сказал, что греческими буквами какая-то чепуха накарябана. Я все аккуратненько сложила, да и забыла. Честно скажу, если бы не спутница ваша, я бы и еще много лет к ларцу не притрагивалась – слишком уж тяжелые воспоминания.

Какая-то мысль блеснула в ее глазах.

– А у тебя он откуда? – Матильда ткнула пальцем в Люси, – ты тоже брошенное дитя?

Люси, уловив смысл, отрицательно замотала головой. Матильда вздохнула.

– Я думаю, пора мне от него избавиться, чтобы прекратить терзания. А давайте я его вам продам? – она алчно прищурилась, – тем более, что у вас есть уже один. Выложите десять монет, он ваш, а?

Друзья удивленно переглянулись. Перепады поведения Матильды поражали своей быстротой: между искренним горем и жадностью не прошло и мгновения.

Амори прокашлялся.

– Если позволите, мы дадим вам за него двадцать ливров. Было бы несправедливо обкрадывать вас, мадам Матильда, – без доли иронии сказал граф де ла Рош, – И вы даже не представляете, какое делаете благое дело, избавляясь от него.

Матильда посмотрела на него впервые за вечер совершенно серьезным взглядом.

– А знаете, берите так! В благодарность за то, что поверили мне.

Казнь. Несчастливый день недели

Всю ночь на пятницу Мелани почти не сомкнула глаз. Бесконечно капающая вода продолжала сводить ее с ума. Ей чудилось, что в углу темницы кто-то смотрит на нее, шепчет неразборчивые слова и хихикает. Один раз, несмотря на слабость, она не выдержала и слабыми шагами дошла до темного угла. Естественно, пустого. Она снова улеглась, с трудом отыскав сухое место среди влажного сена, и попыталась заснуть. Через некоторое время из угла послышалось гнусавое пение, сопровождаемое издевательским смешком в паузах.

Скоро-скоро на костер

Ведьму повезут.

Столб – остер,

Дрова несут.

Люди казни ждут.

Им – потеха,

Ведьме – смерть.

После казни не найдут

Даже пепла след.

В середине ночи к мороку добавилась еще и возня, неведомо как пробирающихся сквозь незаметные щели, крыс, которые беспрерывно дрались и кусали друг друга. Своим писком и зубным скрежетом они то и дело вырывали Мелани из дремоты. Она лежала и мстительно представляла, что бы она сделала с мерзкими грызунами, если бы только ее руки были свободны. А сейчас разве что морок навести да мысли почувствовать. Однако в борьбе с крысами это бесполезно.

“К тому же, – одергивала она себя, – нельзя давать повод людям превратно истолковывать ее силы”.

Во время первой встречи инквизитор спросил ее, почему она тогда сдалась в замке де ла Рош без сопротивления. Мелани в ответ развела руками.

– Что может сделать одна женщина против десятка вооруженных воинов? – но глаза говорили обратное: – Может, ой, как может! Вот только, если у нее свободны руки. Поэтому-то горбун ее опутал ее веревками в лесу так, что она едва могла пальцами пошевелить, и именно по той же причине, вы, дорогой губитель невинных, держите ее, постоянно связанной в темнице. Вы боитесь и правильно делаете. Если ей подвернется возможность отомстить – она ее не упустит.

Магистр ордена отвернулся тогда от ее жгучего взгляда.

“А не устроила я большой крови, – думала Мелани, – чтобы не позволить всем присутствующим поверить, что я – убийца детей. Пожалуй, инквизитор только и ждал от нее колдовства, чтобы призвать всю толпу себе в свидетели ее бесовской натуры.

Вот только она прекрасно понимала, чего он добивался. Кроме того, она была обязана отвести удар от своей спасительницы. Что ждало бы Агнессу, если бы ее гостья на глазах у всех накладывала колдовские чары на стражу инквизитора? Нет, единственным выходом для меня было зародить в свидетелях сомнения: какая же она ведьма, если ничего поделать не может?”

Под самое утро ей привиделось, как брат Агнессы силой врывается в темницу, пробивая мечом себе дорогу. Она боялась себе признаться, что его недавний приход вселил в нее луч надежды именно в тот момент, когда она уже была близка к отчаянию. И теперь ей стало казаться, что не все безнадежно. Наконец-то, впервые за многие годы, она не одна – за этой холодной мокрой стеной трое близких ей по духу людей думают, как вызволить ее из беды.

Слишком долго она полагалась только на свои силы, заточив себя в добровольное заточение в старом поместье в Наварре. Только отцу, суровому для всех, но таявшему, как воск от своей рыжеволосой дочурки, доверила она свою тайну и рассказала об ее уговоре с одиноким обитателем заброшенного замка на скале. Отец нашел в себе силы поверить и отпустил ее без надежды увидеть еще раз. Для всех остальных Сибилла де Куртинэ она умерла в далеком монастыре в возрасте восемнадцати лет.

Резкий лязг двери заставил ее вздрогнуть. Двое стражников быстро вбежали в камеру, молча схватили ее и потащили, извивающуюся, наверх.

Женщину втолкнули к мэтру Жуйену, который, рассерженно вышагивая, ждал ее. Незадолго перед этим, инквизитор нервно заявил ему, что нет времени на промедление. Ведьму – заклеймить и без промедления отправить на казнь. Все необходимые распоряжения к подготовке костра даны, и дело только за палачом.

Мэтр угрюмо выслушал монаха, понимая, что его надежды на томные игры с ведьмой испарились. Он едва сдержался, чтобы не сорваться и не заорать на магистра, и как только тот вышел, в сердцах раскидал с пыточного стола на пол свои с особой любовью подготовленные инструменты.

И вот он, ненавистно разглядывая ведьму, выхватил из жаровни железную кочергу, с раскаленным до бела сложным узором на ее конце. Стражники подтянули Мелани ближе к палачу.

В этот момент словно со всех сторон на них обрушился пронзительный вой, настолько громкий, резкий и осязаемый, что воздух запульсировал волнами. Стражники бросили свою жертву и безвольно попадали на колени, прижимая руки к ушам, пытаясь унять внезапную боль.

Мелани пыталась отползти к распахнутой двери, но чья-то рука грубо прижала ее земле, и огненный всполох, прочертив широкую дугу, вонзился в ее плечо. Вой уступил место женскому крику боли. Мелани грубо подхватили, вытащили во двор и бросили на поджидавший воз. Один из охранников, охая от боли в голове и хватаясь за уши, долго мучился, прежде чем смог все-таки привязать пленницу к доскам