Хватит выгорать. Как миллениалы стали самым уставшим поколением - Энн Хелен Петерсон

в районе. Им стали меньше угрожать взломы и преступления, но семья сталкивалась с постоянным притеснением, особенно со стороны гольфистов, которые играли на поле, граничащем с их задним двором. «Подвыпившие белые мужчины шумели, выпытывая у нас с братом, не прислуга ли наши родители, – вспоминает она, – и расспрашивали о работе и доходах мамы с папой».

До переезда Риэнн и ее брат играли в основном дома или на заднем дворе, не пересекались с другими детьми и всегда, всегда находились под присмотром. После переезда они катались на велосипедах и роликах по ближайшей округе, при этом оставаясь в зоне действия раций, которые им купил отец.

Риэнн с удовольствием училась в детстве и юности, и ее учительница-мать была «исключительно внимательна» к ее школьным успехам. Но для родителей важнее была безопасность, а не образование. Белые родители в такой ситуации были бы наседками, но для черной семьи это была просто необходимая мера. Она усвоила, что мир изменчив, и ничто, особенно их классовая стабильность, не постоянно. «Мы часто обсуждали, что комплексные системы, на которые полагаются люди, на самом деле не созданы для того, чтобы работать для всех», – вспоминает Риэнн. «Мои родители также четко понимали, что, скорее всего, всегда найдется человек, которого оскорбит наша сущность и положение в обществе. Они учили нас, что образование – это путь к независимости и мы должны трудиться не покладая рук, чтобы освободиться».

В шестом классе Риэнн перешла в преимущественно белую школу. Она обнаружила, что учителя и сверстники постоянно преуменьшают ее труды. «Меня очень задела мысль, что мне «придется работать в два раза усерднее, чтобы добиться хотя бы половины», – рассказала она, – и с тех пор я не останавливаюсь». Она была лучшей в классе, в каждом клубе, в каждом комитете. «Будучи занятой, я чувствовала себя «в своей стихии», потому что у нас было принято «суетиться», – объяснила она, – быть в движении, всегда совершенствоваться, всегда чему-то учиться. В каком-то смысле казалось, что пока ты бежишь, тьма в мире никогда не наступит». Родители Риэнн практиковали планируемое воспитание, прекрасно осознавая нюансы, которые нужны для успеха черной женщины в белом мире.

Что ж, эта стратегия сработала. Риэнн почти тридцать. У нее несколько высших образований и семья. «Я многого хочу добиться, и я по-прежнему живу в ритме продуктивности, – сказала она мне, – Но как же я устала».

* * *

Родители-бумеры переживали по тем же причинам, что и все остальные родители. Но они также были глубоко озабочены созданием, поддержанием и «передачей» статуса среднего класса в период повсеместной нисходящей мобильности, приучая поколение работать любой ценой, пока они не добьются своего. Это беспокойство породило новый набор родительских идеалов, привычек и стандартов, заложенных в основе «хорошего», амбициозного воспитания[40]. Неважно, были ли они согласны с реальной действенностью этих практик или нет, куда важнее, как родители-бумеры заставляли себя их выполнять.

И пока родители усердно старались стать «хорошими», их дети вникали, чем вообще полезна сама работа. Как пишет Кэтрин С. Ньюман в книге «Впавший в немилость» (Falling from Grace), с понижением статуса семья усваивала один важный урок: «можно играть по правилам, оплачивать счета и все равно попрощаться с американской мечтой. Никто не гарантирует, что в конце концов вас наградят за все усилия»[41].

Бренна, которая росла в 80-х и 90-х годах в округе Марин, штат Калифорния, с детства осознавала, что только благодаря ее «смышлености» ее семья может обрести финансовую безопасность. Ее родители потеряли статус среднего класса, когда у ее отца, телевизионщика, обнаружили опухоль мозга. Ее матери-домохозяйке пришлось вернуться на работу. Они по-прежнему считали себя представителями среднего класса, выискивая пути, как устроить Бренну в престижную частную школу, несмотря на зыбкое финансовое положение.

Подростком Бренна составила себе более жесткий график и сосредоточилась на оценках; она думала, а ее родители укрепляли эту веру, что оценки помогут восстановить стабильность семьи и вернуть их в средний класс. «Только после колледжа я поняла, – признается она, – что на самом деле не оценки делают людей богатыми». К тому времени она переняла мамино отношение к работе – она самостоятельно обеспечивала семью после того, как отец Бренны скончался, когда ей было 16 лет. «Сейчас мама работает из дома, и ее почти невозможно уговорить прогуляться или взять отпуск», – рассказала Бренна. «Я замечаю, что делаю также, и с трудом выделяю время на поход в кино с мужем или приготовление ужина».

Эми росла на Среднем Западе и рассказала мне, что, когда ее отца уволили с завода в начале 80-х годов, ее семье «пришлось полностью измениться». Ее мама вышла на полный рабочий день; отец нескольких лет не мог найти «хорошую» работу на полную занятость. Она перешла на льготные обеды, а родители просто не могли оплатить желаемые мероприятия и занятия: поездки в лагерь, путешествия. ««Мы не можем себе этого позволить» можно было на подушках вышивать», – говорит она.

«Я кардинально изменилась», – объяснила Эми. «Я сразу поняла, что работа не гарантирована». Когда она задумалась о карьере, то рассматривала только стабильные варианты, обеспечивающие полную финансовую безопасность. Она первая из родных поступила в колледж и считала, что только юриспруденция и медицина гарантируют финансовую обеспеченность. «Я была уверена, что юристы и врачи много зарабатывают», – говорит она.

А вот вам Пэм из Флинта, штат Мичиган. Ее родители были учителями, поэтому закрытия заводов GM[42], из-за которых в те годы ушла половина ее класса, затронули ее не напрямую. Они переезжали «из Мичигана в Теннесси, вслед за заводами, – объяснила она, – из домов в трейлеры, из трейлеров в квартиры». Из-за колебаний численности населения ее родителей и других учителей регулярно сокращали: увольняли в конце учебного года, а затем вновь нанимали на новый учебный год, в зависимости от количества детей. Профсоюз учителей объявил забастовку, что только усилило чувство незащищенности; обе ее старшие сестры были вынуждены покинуть штат, чтобы найти работу, когда их мужей уволили с производства.

«Я впитала их незащищенность, – говорит Пэм, – А когда я узнала про профессуру, мне показалось, что это единственная надежная работа в мире, и я решила стать профессором колледжа». Только она не понимала, как выход на рынок труда в 2008 году может разрушить ей перспективы трудоустройства. Как мы увидим, несоответствие между вроде бы «самой надежной работой в мире», будь то научная деятельность, медицина или юриспруденция, и реалиями посткризисной экономики сильно повлияет на выгорание миллениалов: если даже упорный труд не может обеспечить ни саму работу, ни безопасность, то что может?

В моем детстве было