Дети разведенных родителей: Между травмой и надеждой - Гельмут Фигдор

отличным от матери. Когда приходит время, отец остается, даже когда малыш что-то делает с матерью. Или он приветствует пришедшего отца домой, при этом не забывая о существовании матери. Так малыш учится одновременно общаться с двумя персонами.

Триангуляция – не просто добавление «второго отношения к объекту». По сути, можно говорить о трех видах объектных отношениях: с матерью, с отцом и с обоими родителями. Это создает новый баланс, внутреннюю психологическую структуру, по выражению Ротманна (1981), – и каждое изменение в объектных отношениях с одним родителем всегда влияет на объектные отношения с другим[61]. Рельефная функция третьего объекта, которую мы изучили в предыдущей главе на примере Кристиана (с. 84), является одним из следствий такой системы. И мы видели, как потеря данного объекта, отца (среди прочих условий) увеличивает страх расставания и возмездия, которые возникают в результате развода.

Ссылаясь на работы Малер, Гринакра, Винникота, Абелина и других, Ротманн (1978) указывает на еще одну функцию ранней триангуляции, важную с точки зрения психологии развития, – роль отца в ходе и успехе процесса индивидуализации на этапе сближения. Для нашей темы данный аспект триангуляции важен по двум причинам. Во-первых, в дополнение к опыту первого года жизни фаза «новой близости», приводящая к обретению постоянства объекта, играет ключевую роль в развитии базовых структур, которые важны, поскольку дети впоследствии сталкиваются со сломом защиты. Во-вторых, это фаза, к которой младшие дети (до шести-семи лет) предпочитают регрессировать в случае такого слома защиты. Но откат к прошлому происходит без отца, когда-то игравшего важную роль для развития. Годовалый ребенок все еще считает себя единым с матерью – скорее не физически, а духовно. Но когда отец, реализованный как отдельный субъект, вступает в отношения с матерью, симбиотическое единство «мать – ребенок» нарушается: ребенок вдруг видит себя в качестве объекта, отличного от матери и исключенного из этой связи (Rotmann, 1978, 1981). Ребенок учится быть другим; быть отдельным – но не значит быть одиноким или потерянным. Отец дает малышу пример модели отношений между автономными субъектами[62]. Путем идентификации с отцом он открывает для себя возможность нового, несимбиозного существования. Отождествляя себя с отцом, ребенок открывает возможность новой любви к матери без слияния, и с этим ощущением вступает в критическую фазу выздоровления. Она характеризуется конфликтом между стремлением к автономии и самоопределению и желанием слияния с матерью.

Этот конфликт развивается параллельно со страхами: страхом повторного «растворения», которое ребенок может испытывать и который усиливает его стремление к автономии, и страхом разлучения с матерью. Эти ожидания, временная несовместимость которых изначально возникает из-за самого ребенка, несут значительный потенциал для конфликта в объектных отношениях с матерью. Ребенок неоднократно испытывает разочарование во взаимодействии с матерью. В результате малыш от полутора до двух с половиной лет создает два противоположных образа матери: в какой-то момент она кажется исключительно хорошим объектом, а в следующий миг воспринимается как зло, отвергающее, преследующее и угрожающее. В отличие от первого года жизни, теперь ребенок знает, что существует всего одна мать, но в ней, похоже, есть две противоположные сущности, которые стремятся завладеть ею. Это объясняет и то, почему дети в это время (фаза неповиновения) могут отчаянно бороться за получение удовлетворения. Даже если речь о незначительных событиях, ребенок остро реагирует на невозможность получить желаемое – как если бы произошла катастрофа: речь идет о «доказательстве» того, что мать – «хорошая», или о восстановлении «хорошей» матери посредством борьбы с «плохой».

В это трудное для ребенка и матери время отец выполняет две важные функции. Прежде всего, он предлагает себя ребенку как менее «загрязненный» (Крис), то есть менее конфликтный объект. Отец может облегчить его положение в ситуации разлуки с матерью. Кроме того, отец является представителем как материнских характеристик (см. выше), так и внешнего мира, отличного от матери. Отец представляет собой «островок безопасности», место, где можно пребывать, выйдя из «зоны притяжения» матери. Освобождение от матери теперь воспринимается не как уход от нее, а как переход к отцу. Такая структура отношений обеспечивает ребенку на втором и третьем году жизни психологическое поле для завершения индивидуализации.

Абелин описывает отца как катализатор для развития зрелых объектных отношений с матерью, в которых первоначальный образ матери заменяется интегрированным представлением о материнском объекте, отдельном от мыслей и чувств самого ребенка, плохих и хороших качеств – то, что психоанализ описывает как постоянство объекта. Теперь, когда ребенок обрел уверенность в том, что мать любит и защищает его, даже когда отсутствует, угроза, которую она представляет, становится меньше. Кроме того, треугольник объектных отношений, по Ротманну, является предпосылкой для зрелых отношений. В конечном счете это – конфликт Эдипа, способствующий развитию. Конфликт между ревностью и любовью к родителю одного с тобой пола предполагает, что ребенок может поддерживать несимбиотические любовные отношения с двумя объектами. Кроме того, это значит, что эдипального соперника ребенок не только ненавидит и боится – представление о нем как о «хорошем объекте» сохраняется. Ротманн подчеркивает: если условий для ранней психологической триангуляции не было, конфликт лояльности сменяется ревностью: любые отношения означают предательство и, следовательно, разрушение других отношений. Вот почему предэдипальные конфликты лояльности так опасны.

Если мы еще раз посмотрим на то, что мы знаем о развитии ребенка первых трех лет жизни, то увидим, что успех индивидуализации зависит от ряда важных предпосылок:

♦ от достаточно добрых первых объектных отношений, которые ребенок строит в возрасте до года. Если построить такие отношения не удалось, он теряет большую часть уверенности, которая ему необходима, чтобы постепенно отделиться от матери и обратиться к внешнему миру. Также существует опасность, что ребенок будет по-прежнему испытывать недостаток удовлетворения, что приводит к агрессивно окрашенной, но очень прочной связи. «Насыщенный» же ребенок в восторге от вновь приобретенных способностей (ползание). Встав на ноги, он начинает покорять мир, все больше отдаляясь от матери (фаза практики)[63];

♦ независимо от качества первых объектных отношений важно, чтобы на втором и третьем году жизни мать могла отпустить ребенка, строя отношения с ним не слишком амбивалентно – без подсознательной агрессивной окраски. Она не должна быть раздражительной, наоборот, следует постоянно проявлять терпение и источать благодушие. Нужно оставаться постоянно доступной и поддерживать непрерывность отношений, чтобы ребенок не боялся ее потерять в процессе индивидуализации. Даже мы, взрослые, можем безболезненно расставаться, лишь если уверены, что у тех, кого мы любим, все в порядке и мы их не потеряем. Уверенность нам помогают поддерживать письма и звонки. А ребенку нужны частые, но не слишком долгие расставания с матерью;