Лики женщин - Эмма Буяльская

Отец Ромуальда жил с какой-то женщиной в чистенькой квартире, в которой раньше почти год жила Зинаида с ребенком, но он при переезде взял свою кровать и, конечно, всех клопов при ней. Его «аллергия» поэтому не проходила. Ромуальд вызвал бригаду дезинфекторов и туда, а папа пока целый день сидел у мамы. Вообще-то он навещал её каждый день. Церемонию визита Зинаида имела счастье видеть в свои выходные дни: крепенький папа бодро проходил в комнату жены, они троекратно целовались, Лена подавала им чай и уходила. Они чинно сидели, беседовали о новостях их многочисленных родственников и периодически пукали и рыгали. Обязательно по ритуалу нужно было извиниться, правда, только за отрыжку.

— Пагдон, пагдон, — то и дело доносилось из их комнаты; все в семье картавили, поэтому извинения звучали почти по-французски.

Дышать в доме было невозможно, окна открывать не разрешали, чтобы не простудилась больная мама. Зинаида хватала сына и уходила на весь день гулять.

Муж срочно нашёл квартиру — чистенькую студию, контракт был подписан на год, но квартира освобождалась только через месяц. Денег на первоначальный гарантийный взнос у него не было, и как потом выяснилось, деньги на квартиру дала Стелла. Она оказалась в совершенно непонятном положении — каждый день больную маму приходили навещать близкие и дальние родственники, которые видели Ромика и Аиду, и никто не мог толком объяснить, кто есть кто.

Однажды Зинаиду попросили на день уйти из дома, потому что к маме должна для контроля прийти медсестра, и дома должна быть Стелла, которая никак не хочет приходить сюда, пока здесь живёт Аида. Зинаида ничего не могла понять, и они вынуждены были снова ввести её в курс домашней политики. У мамы оформлена инвалидность, она числится одинокой, потому что папа по делам фирмы расторг юридический брак с ней. Папу к тому времени тоже оформили как инвалида, поэтому он и получил ту социальную квартиру, в которой раньше жила Зинаида. Раньше они её сдавали — кому помешают лишние деньги? А больной одинокой маме-инвалиду по статусу было положено прикрепить обслуживающий персонал. Этим обслуживающим персоналом была оформлена Стелла, которая по делам фирмы тоже была в юридическом разводе с Ромуальдом и не могла считаться членом семьи. Она при разводе тоже получила большую социальную квартиру для себя, сына и дочери. В этой-то квартире и жил Ромуальд с ней и её детьми.

— Как же она может считаться одинокой, когда она жила с сыном, с Ромуальдом? — не поняла Лена.

И снова пришлось ей кое-что объяснить. Когда Ромуальд второй раз чуть не попал в тюрьму за то, что он избил женщину, адвокат срочно нашёл ему возможность лечь в психиатрическую лечебницу на полгода, где его научили, как получить инвалидность, чтобы избежать наказания, а заодно и получить пенсию и другие льготы по инвалидности. Так что с таким «диагнозом» он не мог обеспечить ухода за мамой. Ну, а позже сообразительный Ромуальд провёл через эти процедуры папу и не только его. Нужно же помогать людям, да и лишние деньги за услуги кому помешают?

Зинаида освободила квартиру для контроля, всё прошло как всегда благополучно — ведь недаром их родственнице, которая работала в этой службе, отстёгивали каждый месяц её процент, чтобы она вовремя предупреждала о проверках. Ходиче из этих денег давали 300 долларов, остальные были в распоряжении Ромуальда. Позже Зинаиде случайно попали под руку документы, по которым она узнала, что Стелла получает за свою «работу» больше пятидесяти тысяч долларов в год, поэтому Ромуальд делал её спонсором своей молодой жены.

Но пока приходилось ждать квартиру, документы, спать в детской кроватке, срочно приспосабливаться к новым условиям, в которых надо было выживать. Укусы стали проходить, и Ромуальд повёл сына в другой садик, к своей троюродной тёте, которая обещала помочь через месяц сделать детсад бесплатным за счёт государственной субсидии. Это позволило бы Аиде иметь хоть немного свободных денег, чтобы прикупить кое- что из одежды. Она хоть и скинула лишний вес, набранный во время беременности, и смогла влезть в некоторые старые брючки и маечки, но так хотелось купить новые туфли, хоть недорогие, хоть на какой-нибудь распродаже.

Неожиданно Ромик запротестовал против нового садика. Через 2–3 дня он категорически отказался туда идти, плакал, цеплялся за отца. Это было тем более удивительно, что раньше в детсад он бежал, отмахиваясь от прощальных объятий и поцелуев папы и мамы. Объяснить он ещё ничего не умел, понять что-то было невозможно, пока Зинаида сама не пошла и не посмотрела. Систему работы испанского садика она знала. Когда она отдавала туда ребёнка, воспитатели просили её, чтобы первые пару дней она сама была с ним там несколько часов, пока он не привыкнет к новой обстановке; потом она оставляла его там на один час без неё, потом — на два часа. Справедливости ради надо сказать, что это нужно было больше для самой Зины, которая первый раз в жизни оставляла ребёнка кому-то. Ей даже было как-то обидно, что Ромик тут же забыл про неё, изучал с любопытством всё, что он мог увидеть, достать, потрогать, радостно общался с детьми, особенно с девочками.

В другом детсаду взрослых к детям не допускали, а как Зинаида смогла увидеть через огромное, во всю стену окно, детей сразу приводили к порядку: все должны сидеть на стульчиках, не бегать, не трогать, не толкать, не шуметь. После свободы испанского садика Ромик такие порядки принять не мог.

Ромуальд сначала не хотел слушать доводов Аиды: прежний садик совсем рядом с их новой студией и её работой, Ромик с удовольствием бежит туда, и самое главное, с каким дальним прицелом отдала его туда Аида, что через два года ребёнок будет разговаривать по-испански. Английский он неизбежно выучит в школе, на русском разговаривали дома, а знание ещё одного языка в многоязычной Америке — это просто неоценимый подарок для мальчика. Аида уж не говорила мужу, что в дальнейшем она мечтает еще о двух восточных языках для сына, тем более, что Ромуальду самому ничего не стоило начать разговаривать на новом языке при общении с людьми из другой языковой группы. Читать и писать он, правда, не умел, но сам говорил со смехом:

— Мне бы только знать, как на любом языке «привет!», и я уже готов беседовать об особенностях выращивания кукуруза в этом регионе.

Дай Бог, чтобы эти способности передались Ромику, как передались его другим детям. Борьбу за детский садик чадолюбивый папа проиграл,