Академия боли - Эдуард Сероусов

Вейл посмотрела на него с лёгким удивлением.

– Разумеется. Итан не заключённый, профессор. Он свободный студент академии. – Она снова проверила часы. – Насколько я знаю, он должен быть в лаборатории когнитивного моделирования до шести вечера, работает над специальным проектом с группой Монро. После этого он, вероятно, вернётся в свою комнату в Восточном общежитии.

– В общежитии? – переспросил Дэниел. – Он больше не живёт в наших апартаментах?

– Это было его решение, – пояснила Вейл. – Он предпочёл быть ближе к своим коллегам по проекту. Я уверена, он просто не успел сообщить вам об этом из-за напряжённого графика.

Дэниел почувствовал, как внутри растёт тревога. Его сын переехал, даже не посчитав нужным упомянуть об этом. Это было больше, чем просто дистанцирование – это был почти полный разрыв.

– Я понимаю, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. – Спасибо за информацию.

Выходя из офиса Вейл, Дэниел чувствовал на себе её внимательный взгляд. Он не сомневался, что содержание их разговора вскоре станет известно Элеоноре. Время работало против него. Нужно было действовать быстро.

Лаборатория когнитивного моделирования располагалась в западном крыле академии, среди других научных помещений. Это был просторный зал с несколькими компьютерными станциями, мониторами на стенах и центральной платформой, где, судя по всему, проводились какие-то эксперименты.

Когда Дэниел вошёл, в лаборатории находилось несколько студентов, работавших за компьютерами. Среди них он сразу заметил Итана – его сын сидел, полностью погружённый в работу, его лицо освещало синеватое сияние монитора.

Рядом с ним, склонившись над его плечом, стоял Александр Монро-младший, что-то тихо объясняя. Они выглядели как ментор и его преданный ученик, поглощённые общей работой, общим видением.

Дэниел не хотел устраивать сцену в присутствии других студентов и особенно Монро, поэтому он просто подошёл к рабочему месту сына и тихо позвал:

– Итан?

Его сын поднял глаза от монитора, и на мгновение в них промелькнуло что-то похожее на замешательство, словно он не сразу узнал отца. Затем его лицо приняло нейтральное выражение.

– Привет, пап, – сказал он без особого энтузиазма. – Что ты здесь делаешь?

– Я хотел увидеть тебя, – просто ответил Дэниел. – Мы можем поговорить? Наедине?

Итан бросил быстрый взгляд на Монро, который выпрямился и теперь наблюдал за ними с вежливым, но настороженным выражением.

– Мы в середине важного эксперимента, – сказал Итан. – Может быть, позже?

– Это не займёт много времени, – настаивал Дэниел, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и рассудительно. – Пожалуйста, Итан. Это важно.

Монро слегка улыбнулся.

– Всё в порядке, Итан, – сказал он своим глубоким, хорошо поставленным голосом. – Мы можем сделать перерыв на пятнадцать минут. Поговори с отцом.

Было что-то покровительственное в том, как он "разрешил" Итану эту беседу, словно имел над ним некую власть. Дэниел почувствовал, как внутри растёт гнев, но сдержал его.

– Спасибо, мистер Монро, – сказал он, не скрывая иронии.

Александр, казалось, не заметил его тона – или искусно это проигнорировал. Он просто кивнул и отошёл к другому компьютеру, оставив отца и сына наедине, насколько это было возможно в заполненной людьми лаборатории.

Итан встал, и Дэниел заметил, что даже его осанка изменилась – более прямая, более контролируемая, каждое движение отточено и экономно.

– О чём ты хотел поговорить? – спросил Итан, когда они отошли к небольшой зоне отдыха в углу лаборатории.

– Для начала, может быть, ты объяснишь, почему переехал в общежитие, не сказав мне об этом? – Дэниел старался не звучать обвиняюще, но обида всё равно просачивалась в его голос.

Итан слегка нахмурился, словно искренне не понимал причин беспокойства отца.

– Это было логичным решением, – сказал он. – Мы с группой работаем допоздна, иногда всю ночь. Так эффективнее. Я собирался сообщить тебе, но был слишком занят.

– Занят настолько, что не мог отправить простое сообщение? – Дэниел покачал головой. – Итан, что с тобой происходит? Ты так изменился за последние недели. Словно становишься другим человеком.

На лице Итана мелькнуло раздражение, быстро сменившееся той нейтральной маской, которую он, очевидно, научился использовать для сокрытия эмоций.

– Я развиваюсь, пап, – сказал он с лёгким оттенком снисходительности. – Академия открывает мне возможности, о которых я даже не подозревал. Я узнаю, как на самом деле устроен мир, как на него можно влиять, как создавать настоящие изменения, а не просто обсуждать теории в аудиториях.

– И какой ценой? – тихо спросил Дэниел. – Твоя эмпатия, твоя эмоциональность, твои связи с людьми, которые заботятся о тебе… Всё это стоит принести в жертву ради "создания изменений"?

Итан холодно посмотрел на отца.

– Эмоции – это инструмент, пап. Иногда полезный, иногда – препятствие. Важно уметь контролировать их, а не быть контролируемым ими. – Он говорил заученными фразами, словно повторял чужие слова. – Что касается связей… некоторые из них продуктивны, другие – нет. Разумно сосредоточиться на тех, которые способствуют развитию.

Дэниел почувствовал, как его сердце сжимается. Перед ним стоял его сын, но говорил голосом академии, мыслил её категориями, оценивал мир через её призму. И всё же, должно было остаться что-то от прежнего Итана, что-то, к чему можно было достучаться.

– А как насчёт любви? – спросил он прямо. – Любовь тоже просто инструмент? Твои чувства к маме, ко мне – всё это теперь оценивается только с точки зрения "продуктивности"?

На мгновение маска Итана дрогнула, в его глазах мелькнула тень боли. Упоминание матери всё ещё могло пробиться через барьеры, выстроенные академией. Но он быстро восстановил контроль.

– Это эмоциональный шантаж, пап, – сказал он ровно. – Использование моих остаточных привязанностей для манипулирования моими решениями. Не очень эффективная тактика.

Дэниел покачал головой, одновременно ошеломлённый и разгневанный тем, как его сын анализировал простое упоминание любви через призму манипулятивных тактик.

– Это не тактика, Итан. Это напоминание о том, кто ты есть. О ценностях, с которыми ты вырос. – Он понизил голос. – Ты действительно думаешь, что мама одобрила бы то, чем ты сейчас занимаешься? То, кем ты становишься?

Это был рискованный ход – использовать память Ребекки, но Дэниел видел, что обычные аргументы не действуют. Ему нужно было найти трещину в броне, которую академия выстроила вокруг разума его сына.

Итан застыл, и на этот раз эмоция на его лице была сильнее – смесь гнева и боли.

– Не смей, – сказал он тихо. – Не используй её память так.

– Я не использую, – мягко возразил Дэниел. – Я прошу тебя вспомнить. Вспомнить её ценности, её веру в эмпатию, в человечность, в то, что связи между людьми – это не просто инструменты, а суть того, что делает нас людьми.

Итан молчал, явно борясь с