Мифология машины. История механизмов, которые нас пугают и очаровывают - Даниэль Штрассберг

В то время стандартизация людей, по-видимому, никого не беспокоила, потому что прогресс гарантирован только в том случае, если люди будут работать так же надежно и неустанно, как машины.

Один лишь Жан-Жак Руссо критически относился к совершенству. Способность к самосовершенствованию отличает человека от животного, писал Руссо, и в то же время она является «источником всех его человеческих несчастий»[358], поскольку постоянно ввергает его в несчастья.

Два великих обещания (Versprechen) двигали Просвещение: жизнь в свободе, справедливости и достатке для всех и возможность самореализации для каждого отдельного человека. Но чем дольше продолжалось Просвещение, тем яснее становилось, что эти обещания противоречат друг другу. Социальный прогресс требовал стандартизации процессов в государстве: личные склонности и индивидуальные мечты лишь мешали механическому порядку. Чем больше стандартизация проникала в жизнь, тем явственнее обнаруживалось, что индивидуальное, особенное, живое стоит на пути прогресса.

Для того чтобы примирить противоположные тенденции прогресса и самореализации, нужны были способы синхронизации – например, воспитание. Образцом этого служит «Эмиль» Руссо: с помощью воспитания людей нужно убедить в том, что их личные склонности и интересы общества идентичны – и те, и другие происходят из природы – и лишь соблазны цивилизации вбили клин между индивидуальным и общим. Таким образом, лозунг «Назад к природе» направлен на устранение противоречия между обществом и личностью. Прогресс, справедливое и свободное общество требуют подготовки человека. Новый человек должен быть совершенным и полностью предсказуемым, точно и неутомимо выполнять одни и те же действия и не иметь никаких отвлекающих личных склонностей[359]. В этом смысле образовательная программа Руссо и советские дисциплинирующие машины близки друг другу: их целью было не только обучить некоторым действиям, но и привить правильную установку. Рабочий должен и хочет поставить свое тело полностью на службу революции, так же как гражданин Руссо должен поставить свою волю на службу государству.

Моделью нового человека стал автомат.

Однако в конце XVIII века эта модель была пересмотрена. Прогрессирующее стирание индивидуальности радикально противоречило эстетизации жизни, осуществленной Кантом из систематических и научных соображений. Если жизнь – это произведение искусства, то она должна быть уникальной, реальной и интенсивной, а не совершенной. Человек становится совершенным автоматом только в отчуждении. Бездумное повторение одного и того же движения противоречит принципу самореализации. Именно это означает прилагательное «бездушный», часто употреблявшееся в то время. «Ты бездушный, проклятый автомат»[360], – заявил Натаниэль своей невесте Кларе, когда она не оценила его стихи.

Формула романтизма «самореализация – жизнь, механизация – смерть», подкрепленная реальностью индустриализации, прослеживается на протяжении всего XIX века. В некотором смысле она остается актуальной и сегодня.

В романтических рассказах ужасов этот тезис пересматривается еще раз в ином ключе. В творчестве Клейста мы уже познакомились с примером самомеханизации и самопожертвования в качестве пути к абсолютному знанию. Унизить себя до безвольной и лишенной «Я» машины в то же время значит возвысить себя. Некоторые романтики, вплоть до французского философа-неоромантика Жоржа Батая, еще более усиливают эту идею: они очарованы смертью, потому что она представляет собой высшую форму самопожертвования и, следовательно, наиболее радикальный путь к абсолюту.

После смерти своей возлюбленной Софи Новалис развивает в себе непреодолимое стремление к смерти, но не для того, чтобы положить конец своему горю, а потому, что смерть уносит его, как листок, в «другой мир», где он ждет «зари», которая «побуждает его к новой жизни в реальном мире»[361]. На самом деле за стремлением к смерти стоит желание более полной жизни, как справедливо замечает Рюдигер Сафрански.

Романтическая одержимость автоматами, с которой мы сейчас встретимся, может быть понята только в этом контексте. Смерть и автоматы переживаются в романтизме одинаково амбивалентно. Отношение к ним колеблется между отвращением к бездушному совершенству и очарованием той стороной, где неведомая тьма обещает абсолют.

Тепловой двигатель

Глава, в которой на сцену выходит машина нового типа, формирующая не только другой образ жизни, но и совершенно новый взгляд на природу.

Тепло становится физической величиной

Резкий контраст между машиной и жизнью сохранялся недолго. Вскоре на смену старым добрым механическим часам в качестве модели жизни пришла машина с совершенно новым принципом работы – тепловым двигателем. Эта машина не получала необходимую ей энергию извне, а сама вырабатывала ее из тепла.

Уже в древности тепло считалось особенно таинственным и потому божественным качеством. У теплокровных существ температура тела выше, чем температура окружающей среды, и, что удивительно, они способны поддерживать ее на постоянном уровне. Как только жизнь покидает тело, его температура выравнивается с температурой окружающей среды. Поэтому тепло тела дает ключ к пониманию жизни. Душа покидает тело со смертью, значит, душа и тепло тела должны быть как-то связаны друг с другом. Платон в «Тимее» предполагает внутреннюю связь между теплом тела и душой:

Однако боги предвидели наперед, что при ожидании опасностей и возбуждении духа сердце будет колотиться и что каждое такое вскипание страстей сопряжено с действием огня. И чтобы оказать сердцу помощь, они произрастили вид легких, который, во-первых, мягок и бескровен, а к тому же, наподобие губки, наделен порами, так что может вбирать в себя дыхание и питье, охлаждать сердце и тем самым доставлять ему в жару отдых и свежесть[362].

Страсти нагревают кровь и стимулируют кровообращение. Дыхание, напротив, охлаждает нагретое тело. Вот почему мы дышим быстрее не только при физических нагрузках и лихорадке, но и когда наши страсти грозят перелиться через край.

Отношение тепла и силы снова становится проблемой в споре между механистами и виталистами. Тот, кто сможет ответить на вопрос, почему у теплокровных животных температура тела выше, чем в окружающей среде, выиграет спор: если это тепло от трения, то тело – машина и правы механисты; если тепло связано с загадочной жизненной силой, то победа за виталистами.

Декарт предложил необычное решение старой проблемы соотношения тепла, силы и жизни. По его мнению, в желудочке сердца горит огонь, который расширяет кровь, проталкивая ее по сосудам. Сердце – это двигатель внутреннего сгорания.

Для Уильяма Гарвея, первооткрывателя системы кровообращения, сердце – это простой насос. Оно работает только благодаря теплу крови. «Тепло крови животных в течение их жизни, очевидно, само не является огнем и не происходит от огня». В крови содержится calidum innatum, врожденное тепло, и это устраняет «причины для поиска духов,