Теория гибрида - Пенн Кэссиди

семьей, но они были людьми, и даже тогда я едва знала их. Но должен был быть способ выяснить, к какой стае они принадлежали и почему, черт возьми, оборотень добровольно отказался от двух щенков.

Но если мой дядя был оборотнем, то это означало, что и Трикс тоже. Ей было всего двадцать четыре, так что в глазах оборотней она все еще была на пороге зрелости. Она не сможет превращаться, пока ей не исполнится двадцать пять. Но все равно, мы должны были почувствовать это по ее запаху. Если только они не ввели ей тот же препарат, сделав ее волчицу бесполезной. При этой мысли мой желудок скрутило от тошноты.

Я начинала понимать, что быть дарклингом — это не просто обладать особыми навыками или прятать зверя внутри. Дело было не во всех тех поверхностных чертах, которые люди видели, которых так жаждали и которых так боялись. Быть дарклингом — это также история, наследие, семья и стая. Речь шла о страданиях, преследованиях и преодолении трудностей, несмотря на то, что они были против тебя.

Когда внезапно вырывают эту часть тебя, должно быть, это все равно что потерять конечность. Мысль о том, что Райан заставил мою мать пройти через что-то подобное, сделала меня убийцей. Никогда бы за миллион лет я не заподозрила ее в том, что она таит в себе волка, только не Элоди Харкер. Не чопорная и благопристойная жена сенатора, которая улыбалась в камеры и каждую ночь напивалась, чтобы уснуть.

— Кто я, черт возьми, такая? — прошептала я. Вопрос был адресован всем им — пятерым мужчинам, которые смотрели на меня сверху вниз, наполняя эту спальню силой и насыщенностью, которые были почти удушающими. Дрожь прокатилась по мне. — Я никогда раньше не слышала о гибридах.

— Это потому, что их не существует, — сказал Бастиан. Он тоже сел на матрас, вместо того чтобы опускать мои ноги. — Для дарклингов биологически невозможно размножаться друг с другом. Или, по крайней мере, так было.

— У Райана не было бы детей от оборотня, — сказала я, мои мысли вернулись к Шону. — Он изменил бы ее ДНК, прежде чем жениться на ней. К тому времени, когда она была беременна мной, она должна была стать человеком. Я должна была стать дампиром.

— Сдвиг гена, должно быть, был подавлен после того, как ей дали лекарство, но не исчез полностью, — размышлял Бастиан. — Нам нужно будет сделать несколько анализов крови. — Я напряглась, и он заметил, послав мне извиняющийся взгляд. — Когда будешь готова, mon cher. Мы попросим Кристофа помочь, но ты знаешь, что мы должны.

Он был прав. Я знала, что это так, но столкнуться с этим лицом к лицу — совсем другая история. Я не хотела превращаться в лабораторную крысу. Это было именно то, что сделал бы доктор Беллами, если бы Райан добился своего. Если бы я не сбежала из дома Карсона в тот день, я, вероятно, гнила бы в клетке, как и мой брат. Точно так же, как это сделала моя мама. Я, вероятно, тоже умерла бы там. Никто бы не узнал. Эта мысль действительно пробрала меня до костей.

— Мы пока не можем освободить тебя от этих оков, — сказал Бастиан. Его фиолетовые глаза скользнули по магии, удерживающей мои запястья, и было похоже, что он борется с гримасой. — Пока ты не сможешь прожить хотя бы день без превращения, мы не можем рисковать.

— Почему? — Спросила я, инстинктивно потянув за магию. И снова я не могла пошевелить конечностями.

Фауст шагнул вперед, и его вечный хмурый взгляд снова вернулся на место.

— Потому что ты становишься дикой, когда превращаешься. Твое тело к этому не привыкло, и твоя волчица берет верх. Нам нужно взять ее под контроль, прежде чем мы отпустим тебя.

Мой желудок сжался.

— Неужели я…

— Нет, — сказал Август, сжимая мою руку. Он бросил сердитый взгляд на Фауста. — Ты никому из наших не причинила вреда.

— Пока, — лаконично добавил Фауст. — Ты еще никому не причинила вреда, потому что была прикована к этой кровати целую неделю. Держу пари, ты даже не помнишь, как менялась.

Я попыталась вспомнить что-нибудь с того момента, как начала кромсать этих вооруженных людей, но все было просто расплывчатым пятном крови. Я не могла вспомнить, как мы выбрались из посольства или даже из города, если уж на то пошло, не говоря уже о том, как я оказалась привязанной к этой кровати. Все это было просто пустым местом.

— Как только ты перестанешь драматизировать, я начну тебя тренировать, — сказал Фауст.

Я замерла, сузив на него глаза.

— Ты? Кто сказал, что ты годишься на эту работу? Ты не оборотень.

Он закатил глаза.

— Разумеется, спасибо тебе за это проницательное наблюдение. Я собираюсь научить тебя контролировать себя, Сиренити. Да, тебе нужно научиться правильно менять форму, и я уверен, что твой приятель сможет помочь тебе в этом. — Он усмехнулся Августу, и враждебность между ними была ощутима. — Но я могу научить тебя контролю. Это не обсуждается. Я не позволю тебе подвергать опасности жизни моего ковена.

— Фауст, — предупредил Атлас. — Остановись.

Фауст фыркнул от отвращения, протягивая ко мне руку ладонью вверх.

— Я просто говорю ей правду. Не нужно приукрашивать ситуацию. Вы, придурки, нянчитесь с ней, как с чертовым малышом.

Бастиан усмехнулся, и мы все удивленно посмотрели на него. Его глаза ярко горели, пригвоздив Фауста к месту.

— Сиренити только что потеряла свою мать и узнала, что она представительница несуществующего вида. Может быть, тебе удастся научиться такту, пока ты учишь ее контролировать себя.

Это заставило Фауста замолчать. Он все еще свирепо смотрел, но мудро держал рот на замке. Бастиан не был склонен к конфронтации, как я поняла. Ему потребовалось немало усилий, чтобы потерять хладнокровие, но, похоже, Фауст был особенно искусен в том, чтобы нажимать на кнопки каждого. Я была отчасти рада, что это касалось не только меня.

— Сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз превращалась? — спросила я.

Я попыталась оценить свое тело, обращая внимание на мышцы, кости и зубы. Чувствовала ли я какие-то изменения? Нет, но это еще ни о чем не говорило. Кроме того, я все еще чувствовала остатки парализующей магии Бастиана.

— Прошло девять часов с момента твоего последнего обращения, — сказал Атлас. — Если ты выдержишь еще три, тогда мы подумаем, не отпустить ли тебя, но ты не можешь выходить из дома до завтра, просто на всякий случай.

— Значит, я снова пленница.

— Ты не