Теория гибрида - Пенн Кэссиди

он с низким рычанием. Протянув правую руку, он провел ладонью по моим распущенным волосам, царапая ногтями кожу головы. Закрыв глаза от этого ощущения, я попыталась подавить стон. — Я должен принести тебе покой. — Его глаза вспыхнули ярче. — Но я могу принести тебе и нечто большее. Я могу принести тебе покой, удовольствие, блаженство…

Чем дольше он говорил, тем ниже становился его голос. Внутри меня возникло осознание того, что я чувствую себя другим человеком. Это было так, словно я могла чувствовать Августа вокруг себя — его присутствие, его энергию и даже его сознание, если бы попыталась. Это щекотало в глубине моего сознания, как зуд, который я не могу почесать.

Но это чувство не было плохим или таким, от которого я хотела бы избавиться. Правда заключалась в том, что я доверяла Августу. Да поможет мне Бог, но я доверяла. Он все еще пугал меня до полусмерти и приводил в бешенство, как никто другой — ну, может быть, не больше, чем Фауст. Это было в новинку для меня, но я не собиралась уклоняться от вещей, которые приносили мне хотя бы крупицу покоя.

— Ты можешь заставить меня забыть? — Спросила я.

— Нет, — ответил он, не сбившись с ритма. Мое сердце упало, но он быстро добавил: —

Но я могу сделать так, чтобы прямо сейчас было не так больно. Я не чудотворец, но я могу сделать все возможное с тем, что у меня есть. — Его ладонь легла мне на затылок, а пальцы вцепились в волосы, отчего кожу головы защипало.

— Тогда ладно, — прошептала я. Меня это устраивало.

Его ноздри раздулись, и он глубоко вдохнул. Я почувствовала, как его член набухает в штанах. Он затвердел у моего бедра, заставляя меня дрожать от предвкушения. Я знала, что он чувствует запах моего возбуждения. Даже я ощущала приторно-сладкий аромат своей собственной потребности. Сейчас было неподходящее время, но я была почти уверена, что приличия вылетели в окно в тот день, когда меня похитили. Факт был в том, что иногда этот мир был отстойным, и я знала, что собираюсь выжать из себя каждую частичку удовольствия, пока все еще могу дышать.

С моего разрешения он прижался своими губами к моим, раздвинув их своим горячим языком. Я немедленно открылась, приветствуя вторжение. Я прикусила его нижнюю губу, заставляя его застонать мне в рот. Его густая борода царапала мое лицо, и мне это нравилось. Мне нравилась его грубость. Затем его бедра опустились, оказывая давление, когда он прижался ко мне своей твердостью.

Единственное, что отделяло меня от его члена, были его штаны и мое нижнее белье, которое представляло собой всего лишь тонкий лоскуток кружева. Всего два лоскутка тонкой ткани, и это позволило мне почувствовать все. Наш поцелуй стал глубже, и его запах заполнил все мое существо. Пальцы зарылись в мои волосы, натягивая сильнее по мере того, как напряжение между нами росло.

Я почувствовала, как что-то внутри меня просыпается. Что-то знакомое и чужеродное одновременно. Что-то дикое. Мои клыки запульсировали, а кожа вокруг глаз натянулась, когда я почувствовала, что мои глаза стали черными. Повернув голову, я заставила наши губы разомкнуться, закрыв глаза, когда он прижался ко мне.

Пальцы сжали мой подбородок, и Август заставил меня снова посмотреть ему в лицо.

— Покажи мне, — прорычал он. Держа мое лицо в своих руках, он подождал, пока я снова открою глаза, и выдержал мой взгляд. — Я хочу увидеть, насколько яростной может быть моя пара. Выпусти ее из клетки, чтобы я мог показать ей, как сильно я, черт возьми, жажду ее.

Чувствуя, как мои зубы впиваются в губы, я сильно прикусила их, чтобы держать себя в руках. Иногда мне нужно было немного боли, чтобы привести голову в порядок. От его рычащих слов это присутствие глубоко внутри меня стало беспокойным, желая выйти и поиграть. Последовал укол боли, за которым последовала пульсация, когда я прикусила себе губу, и струйка крови потекла по моему подбородку.

Его глаза вспыхнули еще ярче, пока почти не засияли, и я почувствовала, что его когти сдвинулись, когда он держал мое лицо, что означало, что его волк был близко к поверхности. Я чувствовала запах этой первобытной мужской потребности повсюду вокруг себя, и мое тело реагировало на нее.

— Хорошо, что ты не можешь справиться с этой магией, — сказал он, проводя носом по моей шее и глубоко вдыхая. — Как бы сильно я ни хотел наблюдать, как ты теряешь контроль, все, что я хочу, чтобы ты сделала прямо сейчас, это почувствовала меня. Закрой эти прекрасные гребаные глаза.

С колотящимся сердцем я слушала альфу, закрыв глаза и пытаясь выровнять дыхание, пока он двигался вниз по моему телу. Его борода была грубой и колючей, но мне это нравилось. На мне была большая футболка, и это представляло собой препятствие. И все же я была рада, что они не привязали меня к кровати голой. Я вспомнила, как сидела на корточках на полу камеры Ковена Ноктюрн, одетая только в то черное облегающее платье, так что предположила, что это шаг вперед.

Его руки обхватили мои бедра по бокам и скользнули вверх, ощупывая изгиб моей талии, пока его пальцы с когтями не проникли под футболку. Они царапали мою грудную клетку, заставляя меня дрожать. Приподнимая футболку, Август двинулся вниз по моему телу. Он остановился, когда добрался до моей обнаженной груди. Втянув один сосок в рот, он перекатил затвердевшую вершинку между губами, покусывая меня, пока я не начала извиваться. Мне ничего не оставалось делать, кроме как принять его.

Он проделал то же самое с моим другим соском, пока я не почувствовала боль. Его руки снова скользнули вниз, по моему животу и бедрам, пока его когти не отодвинулись, начисто срывая с меня нижнее белье, затем он сбросил ткань с кровати. Поскольку я была привязана к кровати, мои бедра уже были раздвинуты. Август сел на пятки, пожирая глазами мою киску. Он выглядел голодным облизывая губы, словно готовился к пиршеству.

Мне нужно было, чтобы он прикоснулся ко мне. Я нуждалась в этом больше, чем в освобождении от этих оков. Я была почти уверена, что он мог чувствовать и ощущать запах этой потребности, потому что он выругался себе под нос и наклонился вперед, уткнувшись лицом в мой центр. Глаза Августа сияли оттого, что внутри него был волк, мышцы дрожали от сдержанности, ноздри раздулись, когда он опустил голову и