Летний сад - Полина Саймонс

Она отказалась войти внутрь даже для того, чтобы попрощаться. Александр вернулся, извинился перед Джеффом, и они поехали домой. Но что происходило?

Татьяна твердила, что старалась как могла. Она повторяла это как мантру. Но не хотела ничего объяснять. Александр чувствовал, что от него начинает ускользать нечто невидимое, некие нити, распускающие одеяло, которое накрывало его, о чем он и не знал.

Нет, он знал.

Это было одеяло его нового призвания, его новых друзей, нового брата. Он их выбрал. Они выбрали его. Он выбрал их вопреки ее сомнениям, потому что верил: она просто наивна, ее тревоги не имеют под собой оснований. Он и до сих пор в это верил. Свадьба давно осталась позади, а она все молчала.

Наконец он спросил, глядя в ее упрямую спину:

– Кого ты пытаешься защитить?

А Татьяна ответила, не оглядываясь:

– Тебя.

В этот момент она мыла посуду.

– Повернись! – (Она повернулась.) – Я нуждаюсь в защите?

– Поверить не могу, что говорю это, но – да, и больше, чем когда-либо.

– Таня, как тебе кажется, не можешь ли ты говорить прямо, без загадок? И если уж заговорила, можешь ты говорить на русском или английском, а не болтать какую-то тарабарщину?

Она промолчала и снова отвернулась к раковине.

– Ладно, пусть так, – сказал Александр, подходя к ней. – И не надо трясти твоим пушистым хвостиком.

Подхватив Татьяну на руки, он перенес ее на диван и уронил животом вниз. Упав на нее сверху, он сжал ее ноги своими и, схватив за запястья, завел ей руки за голову. Она уткнулась лицом в диванную подушку.

– Ты мне все объяснишь или мне придется выбивать из тебя правду?

– Тише ты!

Он потерся подбородком о ее шею, щеку, плечо. Он щекотал ее и шептал глупости, и она засмеялась.

– Я намерен сообразить, то ли мне любить тебя, пока ты не признаешься, или, наоборот, не заниматься с тобой любовью, пока не скажешь все…

– Трудный выбор. Но если дело за мной, я могу предпочесть первое.

– Думаю, головастик, – прошептал ей на ухо Александр, крепче сжимая ее запястья, – что выбор все-таки за мной…

За их спинами послышалось тихое покашливание. Они повернули головы. Энтони стоял рядом с диваном, и вид у него был растерянный.

– Что это вы делаете? – тихо спросил он.

– Мамуля не хочет кое-что мне рассказывать, вот я и щекочу ее, чтобы она сдалась.

– Папа пытается исцарапать меня щетиной, – сказала Татьяна, поднимая голову над подушкой.

Александр спрыгнул с нее, поднял ее на ноги; они чопорно сели на диван и уставились на сына, а он серьезно вытаращился на них и наконец сказал:

– Ну, что бы ты ни делал, пап, это не помогло.

– Расскажи мне все.

Жарким вечером рядом с горами Александр сидел на качелях, которые соорудил сам, курил, а она подошла и села к нему на колени. Над пустынной долиной, над кактусами садилось солнце, и Александр тихо раскачивал их обоих взад-вперед, а она уткнулась в его шею и нежно бормотала на пиджин-инглише. Но что бы она ни делала или ни говорила, ничто не могло стереть из его памяти картину того, как она, в персиковом шелковом платье, стояла у стены, прижав кулаки к камню, и повторяла: «Что ты приносишь в наш дом, Александр?»

Что она имела в виду?

Что он впускал в дом?

Но наконец даже самый тупоголовый, самый занятый лишь собой муж во всем Скотсдейле заметил: что-то не так. Татьяна принесла ему обед, и тут пришел Стив с бумагами от инспектора на подпись, а она и не взглянула на него. Стив сказал: «Привет, Таня», но в ответ Татьяна даже не бросила «привет». Как будто Стив и не существовал вовсе.

Даже слепой Александр это заметил.

Стив сказал:

– Мы с Амандой редко вас видим в последнее время. Надо бы пойти куда-нибудь.

– Я очень занят, Стив, – медленно произнес Александр, внимательно глядя на Татьяну, сидевшую с опущенной головой. – За последние две недели четыре раза ездил в Юму. Это из-за маленького корейского конфликта.

– А, да. Ну а как насчет ближайшей субботы?

– Мы заняты. – Это сказала Татьяна, глядя в землю.

– В следующую субботу?

– У нас будет десятая годовщина, – сообщила она.

– А еще через неделю?

– День рождения Энтони.

– Ладно, мы устраиваем большую гулянку на Четвертое июля – и вы точно придете, да?

– Если это пятница, я работаю. Вообще-то, мне пора. – Она так и не посмотрела на Стива.

У машины Александр открыл перед ней дверцу, и она села, не посмотрев и на него!

– Ух, – сказал он, протягивая к ней руку сквозь открытое окно. Подцепив пальцем ее подбородок, он заставил Татьяну поднять голову. – Что происходит?

– Ничего. Тебе пора вернуться к работе. Посмотри, здесь же домовладелец… Все в порядке.

– Таня!

– Чего ты хочешь? Устроить разборку на стройплощадке, когда милая женатая пара ждет, когда ты им предъявишь оштукатуренные стены? У тебя работа. А я поеду домой готовить ужин. Чего бы тебе хотелось? Я собиралась приготовить чили и кукурузный хлеб.

– Да, отлично, – кивнул он. – Таня, Стив что-то сказал тебе на той свадьбе?

– Нет.

– Тогда что?

– Здесь, на площадке?

– Когда я вернусь домой.

– Энтони и Сержио будут ужинать с нами.

– Ночью, в постели.

– Мне завтра рано вставать на работу.

Он вытащил ее из машины:

– Ну же, детка! Не надо играть в эти чертовы игры со мной!

– Ты не хочешь этого знать, Александр. Поверь, ты три года не хотел знать правду, и ты не хочешь знать ее теперь.

Разочарованный, он отпустил ее. Конечно, сейчас было не время. И позже, дома, было не время – с Энтони и Сержио в соседней комнате, и с тихой музыкой, и с шумом воды в раковине, и в комнате для стирки, и еще был смех мальчиков, то игравших в мяч снаружи, то в «Монополию» в доме… Не было подходящего места для «бури и натиска», да им обоим того и не хотелось… Их тихая жизнь становилась очень или не очень шумной за закрытой дверью спальни, в их огромной кровати, когда Энтони давно спал или был у своего друга. Но ни в постели, ни вместе в ванне, ни снаружи в бассейне, ни тогда, когда они смотрели на закат, или в их божественные воскресенья, или в их самые уютные мгновения не было подходящего времени для