Под предлогом ненависти - Нетта Хайд

песок подальше от шумящей кромки. Мой взгляд держится за вещь, которую еще сегодня утром Тео подарил мне. Будто знал, что мне нужно будет что-то, что я буду бережно хранить, смотреть и вспоминать его.

Сжимаю медиатор в кулаке, и обнимаю себя за плечи, будто пытаюсь не дать холодному ветру пробраться внутрь. Я смотрю на черное небо и ясно осознаю, что сегодня я увижу его в последний раз.

Я закрываю глаза и вслушиваюсь в звенящую тишину и звук легких волн тихого океана. Провожу ледяными ладонями по рукам, – согреться все равно не получается. Холод не снаружи, он, как шип, сидит внутри, переплетаясь со страхом и болью.

Его голос врывается в мое сознание не нежностью, не надеждой, а болью. Пронзительной, безукоризненной – такой резкой, что слой раскаленного свинца проходит по поверхности сердца.

И потом этот вопрос… Один-единственный, который рубит все пути назад, лишает малейшего права даже надеяться на наше «все будет хорошо»:

– Я задам всего один вопрос, Скай. Один раз. Сделаю это только сейчас, – его голос дрожит, и невозможно понять – от ярости, обиды, волнения или же от адреналина. – Ты спала с ним… за деньги?

Нет, Тео. Нет, я этого не делала.

Ничего не исправить. Даже если мы просто сядем и поговорим. Уже слишком поздно. Слишком далеко все зашло. Слишком дерьмовый план Карли, который не должен провалиться, если я хочу держаться за иллюзорную возможность спасти другого любимого человека. И никакая правда теперь не сгладит слишком острые углы в наших с Тео отношениях.

Это не сработает.

Я. Все. Испортила.

Я изменила ему не вчера, не сегодня, а в тот день, когда согласилась заключить договор на его любовь. Я переступила через нас тогда, когда не остановилась, когда не сказала «нет» сразу, пока еще стояла на краю и не сорвалась.

Он делает надломленные, медленные шаги ко мне и опускается передо мной на колени. Ладонями касается моего лица, заставляя смотреть прямо в его глаза. И я смотрю… на боль, гнев, разочарование, попытку понять, простить и желание исправить.

Он касается своим лбом моего, шумно выдыхает и, обжигая раскаленным шепотом мои губы, произносит:

– Скажи, что я просто ошибся… – отчаяние. – Скажи, что это была не ты… – отчаяние. – Скажи, что ты не делала этого, мышь… – отчаяние.

Я откидываю голову назад, вырываюсь из его рук и, смотря на него, безжалостно обрываю тоненький алюминиевый стержень чеки своего контрольного и четкого вранья:

– Это была я.

Взрыв крошечного шанса на светлую дорожку для нашего счастливого будущего. Без возможности реконструкции даже спустя время.

Нашего.

Его и моего.

Теперь мы станем чужими друг для друга.

Теперь… мы – ошметки прошлого, испачканные в крови моего решения.

– Как тебе мой сюрприз? – интересуюсь я, позволяя своим губам снова отразить неизвестно откуда взявшуюся уверенность. – Я так тщательно готовила эту демонстрацию. Тебе понравилось?

В его взгляде – молнией проносятся десятки отрицательных эмоций.

– Блять! – рычит он так громко и искренне, что я вздрагиваю, крепче сжимая в руке драгоценную фиолетовую вещь.

Он резко выпрямляется, отшатывается и отворачивается к океану, оставляя меня за спиной. Я смотрю, как его руки судорожно терзают волосы. Такие мягкие, такие любимые…

Но больше не мои.

И никогда уже не будут моими.

Он долго молчит, его дыхание тяжелое, плечи напряженные, и когда он все же говорит, его голос едва слышен:

– Давно?

Давай, милая, пожалуйста, прояви выдержку! Дойди до конца! Лги, пока от омерзения к себе не захочется исчезнуть навсегда.

– С того дня, как он подложил мне в карман презерватив, – обманчивая уверенность скользит в каждом моем слове, в каждом взгляде и едва заметном движении.

Все для того, чтобы ложь на моих губах стала правдой в его глазах.

– Почти после каждой встречи с тобой я была с ним.

– Тогда какого хрена ты…

Я крашу тональность в серую иронию, отточенную на мастер-классе по вранью:

– Банально, но ты был интересен мне, забавная загадка. Вызов, брошенный самой себе. Спор, который мне хотелось выиграть…

…но в итоге с треском проиграла.

Я сдерживаю вздох, чтобы не выдать дрожью, не расколоться, и безжалостно добиваю:

– Веселая игра, правда? Все, абсолютно все, что между нами было, – было ложью…

…сначала, но потом все было правдой. Самой искренней правдой!

– Помнишь мое диссоциативное расстройство? – усмешка проскальзывает на моих устах. – Так вот, это была я в самой отвратительной своей ипостаси. Как тебе? Нравится быть тем, кого поимели на чувства?

Тишина. Тишина, которую я тут же перебиваю своим напускным безразличием:

– Мне просто было интересно, много ли мне потребуется времени на то, чтобы ты повелся на меня и трахнул. Тебя ведь так отменно «рекламировала» почти каждая девушка в университете, вот я и решила стать той, кто проверит все это на себе. Это было потрясающе – наблюдать за тем, как ты поддаешься, веришь мне, признаешься в правде, которую никто не знал.

– Сука! – Громкий возглас вырывается из его легких и достигает моего сердца, которому я уже оформила пожизненное заключение в одиночной камере строгого режима. – И то, что я тебе не заплатил, тебя не задело? – едкая ухмылка теперь окрашивает и его губы – я вижу это, когда он оборачивается ко мне и смотрит на меня.

Я улыбаюсь, чужой, резкой, циничной улыбкой и легко бросаю на ветер слова:

– Да брось… Я получила гораздо больше, чем ты можешь себе представить, бурундучок. Я выкачала из тебя максимум эмоций – их было достаточно. Они помогали мне. Я же до головокружения помешана на адреналине, а то, что ты дал мне за эти ничтожные месяцы, было необыкновенно и незабываемо. Я бы сожгла все ради этого чувства. Пока влюбляешь, кажется, что ты живая, что можешь все. Я не болела любовью – я ею играла, – уверенно стелю дорожку отменного вранья вперемешку с животрепещущей правдой, перепутанными до неузнаваемости.

Я вижу, как он медленно падает – не физически, а внутренне, как рушится что-то невидимое, но навсегда.

Все кончено.

Его руки, его шепот, его парализующая любовь – больше не мои. И эта ложь станет моим наказанием навечно.

– Ты и Фелиция? – спрашиваю его, пытаясь хоть немного возвысить себя над этой пропастью, но нет… Как я сказала ранее самой себе: отрицательный персонаж в этой истории только я.

Он переводит опустошенный взгляд из стороны на мое лицо, а потом выдает со льдом:

– А с какого, мать его, хрена, Скарлетт Скай, тебя это должно волновать? Ты трахаешься за бабки с моим же