Хризолит и Бирюза - Мария Озера

не могла назвать себя стальной — чаще соглашалась на компромиссы, избегала конфликтов. Но сейчас это была исключительная ситуация. Я не могла позволить Жизель диктовать условия моей жизни. Зачем? Чтобы оберегать меня от возможной боли? Или просто чтобы наблюдать, как я корчусь от её контроля?

Я подняла глаза и встретилась с её взглядом. На лице Жизель играла улыбка победителя. Она, очевидно, считала себя владычицей моей жизни. Но она ошибалась. Внутри меня что-то взбунтовалось, и я была готова защищать свои интересы до конца.

— Я не понимаю, Жизель… — прошептала я, стараясь разглядеть узоры на ковре, чтобы собраться с мыслями.

— Что? Говори внятней, Офелия. Ненавижу, когда ты мямлишь.

— Я не понимаю, что я тебе сделала? — глаза мои сверкали от накопленной злости, которую я берегла, пока не узнаю всего. — Из-за тебя я лишилась матери! Из-за тебя мне приходится выживать, а не жить! А теперь ты внезапно решила, что можешь решать что-то за меня?

Я взмыла с дивана, возвышаясь над Жизель. В моих ноздрях пульсировала лютая ненависть, чёрной пеленой закутывавшая разум. Сердце билось с яростью, а мысли — словно острые гвозди — пронзали каждую клеточку моего существа. Мысли кружились вихрем, как огромные мыльные пузыри, готовые лопнуть в любой момент. Вся энергия, весь жар страсти сосредоточились в моих глазах, которые жгли Жизель словно раскалённая лава. Решимость во мне была непоколебима.

— Ты всё это время знала, кто мой отец! — голос дрожал от боли и гнева. — Всё это время ты… издевалась надо мной? Тебя забавляло, как я барахтаюсь в этой куче мусора, только потому что твой муж не смог удержать хер в штанах? Бросила бы меня подыхать, как мою мать… Почему не бросила меня там же, в трущобах?!

Наконец-то смело и без зазрения совести я вылила все свои горечи, что копила на протяжении многих лет, в лицо своей безжалостной…

Кому?

Взгляд мой горел адским пламенем, а слова слетали с языка без остановки, как выпущенные из-под высокого давления пар.

Жизель смотрела на меня смешанным взглядом сострадания и вины. Шрамы прошлого снова превратились в открытые раны, ибо даже она не могла оправдать свои поступки. Она опустила мундштук на кофейный столик, чувствуя стыд к обвинению, которое обрушилось на нее моими словами.

— Я была молода… — попыталась оправдаться она.

— Молода? Молода для чего? Для убийства? Для мести? — крик сорвался с моих губ. — Ты лишила меня матери! Самого дорогого человека на свете! И ради чего? Надеюсь, ты довольна собой!

— Офелия, сядь! — Жизель ударила кулаком по столу, прерывая поток моих слов.

Слезы текли из моих глаз ручьём, словно долгий поток печали, не имеющий конца. Но в то же время, несмотря на всю боль, я ощущала странное отстранение, как будто наблюдала за собой со стороны. Словно я отпустила всё, что копилось внутри, сняла узду со своих эмоций. И это ощущение — столь болезненное, но и освобождающее — казалось мне одновременно разумным и правильным.

— Я была молода, — тихо повторила Жизель, женщина, ставшая источником моей растущей ненависти. — Я вышла замуж за Ольгарда совсем юной, по договорённости наших отцов. Этот брак меня не интересовал ровно до того момента, пока я не родила ребёнка.

Я замерла.

— Я находилась на родине, в королевстве Хайвен, когда приняла решение: ребёнку нужен отец. Оставив дитя на воспитание лучшим педагогам, я спустя год вернулась в Ренарн и увидела, как Ольгард крутится вокруг своей секретарши, этой… Ровены, — имя моей матери Жизель произнесла с брезгливым оттенком, словно выбрасывая вонючую тряпку. Я оскалилась, но женщина не остановилась. — Меня захлестнула злость и невообразимое чувство ревности. И имела ли я на это право? — в её голосе звучала одновременно горечь и отчётливая тень вины.

Жизель, с изящностью и элегантностью, потянулась к роскошному портсигару, из которого без труда извлекла одну из своих любимых сигарет. Губами она ловко захватила тонкий цилиндр, не пользуясь никакими вспомогательными средствами. Затем, виртуозно направив зажигалку к концу сигареты, она коснулась колесика, и легкий щелчок пронесся по воздуху. Внезапная вспышка озарила ее лицо и создала облако искр, магических и в то же время загадочных. И тут же, под жарким пламенем, начал распространяться искренний аромат табака, сладковатый и терпкий, таинственный и привлекательный. Жизель наслаждалась мгновением, окутанная этим ароматом, который словно манил ее в мир собственных размышлений и воспоминаний.

— Прикрываясь именем Ольгарда, я подкидывала ей сложные, почти что нерешаемые задания, задерживала допоздна, измывалась над ней всеми доступными способами, но ее ответственность и сила воли была, казалось, безграничной. Затем, я начала замечать, что она чаще стала покидать свое рабочее место и задерживаться в туалете. Ловя между Ольгардом и Ровеной недвусмысленные взгляды, я сложила два плюс два и уволила ее, а также сделала все возможное, чтобы в Верхнем городе она не смогла устроиться на работу, чтобы, не дай Род, попасться на глаза моему супругу.

Громкое биение моего сердца были словно удары барабана, сотрясающие всё вокруг. Однако, я ощущала, что оно сражается слишком усердно, словно пытаясь выбиться из груди и освободиться от клиньев перемен. Это было практически невозможно, однако оно неустанно продолжало свою схватку с самим собой. То тихо, словно шепотом на ухо настойчиво напоминая о своем существовании, то громко, словно бушующий шторм, который терзает все мои мысли и эмоции. Эта неотступная атака создавала внутри меня жуткую смесь тревоги и возбуждения. Я чувствовала, что сердце может остановиться в любой момент, когда еле слышно произнесла:

— Ольгард любил мою мать….

Жизель виновато смотрела на меня, на то, как осознание обволакивает меня, переворачивая мой мир с ног на голову. Моя жизнь была спокойной и предсказуемой до того момента, пока она не вошла в нее, как тихий вихрь, разрушающий все, что оказывалось на его пути.

— Я убедила Ольгарда, что Ровена была вынуждена уехать из империи, — Жизель потушила докуренную сигарету в пепельницу и тут же зажгла следующую. — Долгое время он ее искал, ему и в голову не могло прийти, что на самом деле она в пределах страны, поэтому вскоре сдался. Ровена решила, что все ее проблемы — дело рук Ольгарда, и вычеркнула его из своей жизни, стараясь доказать самой себе, что она справиться со всем сама и в Трущобах, где оказалась, потому что тех денег, которые она начала зарабатывать в Нижнем городе, не хватало на нормальное проживание, — женщина задумчиво посмотрела куда-то в сторону и тяжело вздохнула. Я ликовала, но недолго. Однажды я посетила своего ребенка, оставленного деду, и мое сердце