Красавица - Валерия Аристова

подступающие рыдания. Вот итальянец произнес последние слова, и рука его упала, свесившись вдоль белой простыни. Луи уткнулся лицом в парчовые одеяла, и рыдал, не сдерживая слез. Анна сидела на стуле бледнее своего воротника. Она приказала убавить свет, задернуть шторы. Анри сам еле сдерживал слезы, наблюдая эту картину.

Но вот Луи встал. Анри мог бы поручиться, что тот, кто бежал по лестнице в покои кардинала, прыгая через ступени, и рыдал у его ложа, и этот человек, поднявшийся на ноги, не имеют ничего общего. Да, лицо Луи не изменилось, если только осунулось. Но это был не прежний Луи. Анри подумалось, что сила, жившая в теле Мазарини, через благословение перешла его преемнику. Луи медленно вышел из комнаты, приказав Анри и де Шерше следовать за собой. И чуть позже, на государственном совете, говорил уже этот новый Луи, говорил тихо, с достоинством, и слова его отпечатывались на лицах всех присутствующих. Удивление, шок, так можно описать произошедшие в нем перемены. Это отметили абсолютно все. И только брат его, Филипп, не удивился.

— Луи всегда готовили быть королем, — сказал он Анри, когда Луи приказал всем покинуть зал и остался наедине с матерью, — время пришло, и теперь мы видим перед собой не избалованного принца, но короля.

Диане все время хотелось сделать голос ниже, а свечи притушить, и даже свадьба Филиппа и английской принцессы казалась кощунством в такое время. Яркая, шумная и многолюдная, она длилась три дня и три ночи, и Луи неизменно улыбался всем, танцевал, и подавал двору пример хорошего настроения.

Принцесса Генриетта оказалась очень мила и улыбчива. Тоненькая, высокая, с копной темных волос, она была грациозна и прекрасно танцевала. Она одним словом могла вызвать на лице короля улыбку, и постоянно пользовалась этим замечая, что он о чем-то задумывается.

— Наш котенок превратился в львицу, — сказал Анри Диане, когда они сидели в беседке и наблюдали, как Генриетта прогуливается вдоль озера под руку с Луи. Луи чему-то смеялся, а Генриетта кокетливо прикрывала лицо веером.

— Котенок?

Анри улыбнулся:

— Ну да. Это ее детское прозвище. За два года в Англии из котенка воспитали леди. Интересно, как Сен-Клер разглядел в ней красотку еще тогда, когда она была угловатой девчонкой в сером платье?

Диана вздрогнула.

— У Сен-Клера был с ней роман, — пояснил де Шерше, сидевший напротив, — его то и выгнали потому, что все вскрылось. Но, скажу я вам, у него неплохой вкус.

Так вот кого любил Ролан де Сен-Клер.

Диана с трудом сдержала порыв встать и убежать как можно дальше. Ей хотелось плакать. Генриетта была на самом деле хороша. Она божественно двигалась, она заразительно смеялась, и была так грациозна, что впервые Диана ощутила, что означает настоящая ревность.

Ролан любил Генриетту. Он знал, что она вернется. Он просто ждал свою принцессу. А Диана... Он никогда не думал о ней, как о возлюбленной. Потому что сердце его было занято.

Нужно было смириться с потерей. Только теперь Диана поняла, что обречена, и что Ролану все равно, за кого она выйдет замуж. Он не придет спасти ее от этой свадьбы. Он не явился на свадьбу Генриетты, он не явится и на ее свадьбу, хотя до последнего надежда продолжала жить в ее сердце. Слабая надежда среди хаоса отчаяния.

После увеселений, сопровождавших свадьбу герцога и герцогини Орлеанских, Диана уехала в свой дом, и закрыла двери, делая вид, что готовится к своей свадьбе. Королева-мать разрешила ей удалиться от двора, чтобы в молитве и покое провести последние дни перед таким важным шагом.

Жених ее принял за правило каждое утро являться к ее дому с подношениями. Ежедневно он дарил ей прекрасные украшения, настолько ослепительные и дорогие, что Диана терялась. Ко дню ее свадьбы она могла бы целиком обмотаться нитями жемчуга и покрыть себя бриллиантовыми и сапфировыми брошами, ожерельями, заколками и браслетами. В день свадьбы она получила так же и шкатулку с драгоценностями герцогской короны. Диана подозревала, что на все это была спущена не малая честь состояния ее жениха, но не хотела вдаваться в подробности. Возможно, он так заглаживал свой позор, и она не хотела ему препятствовать.

Стараясь избегать не только света, но и самого Анри, Диана уделяла ему свои утренние часы, и дальше оставалась одна. Чаще всего она сидела в маленьком садике, пытаясь читать или занять себя чем-нибудь еще, но мысли ее прыгали, как белки. До свадьбы оставались считанные дни, но о Ролане ничего не было слышно. Диана знала, что спасения нет, но продолжала ждать его, потому что не могла иначе.

Она стала вышивать, до этого Диана никогда не любила вышивать. Но теперь на белой ткани вырисовывался прекрасный фрегат, на всех парусах спешащий куда-то. Диана ненавидела этот фрегат, но ничего не могла поделать с собой. Ее руки сами тянулись к ниткам, и каждый день корабль проявлялся на ткани все более и более четко.

Корабль Диана никому не показывала, даже Луизе, которая появлялась в садике почти ежедневно и садилась рядом с Дианой. Говорить Диане не хотелось. Да и что было сказать? То, что ее жених раздражал ее сверх меры, а надвигающийся день свадьбы наводил ужас? Это было ясно без слов. О том, что она все еще не теряла надежды, ожидая, что ее возлюбленный Одиссей вернется до того, как она навсегда свяжет себя узами Гименея с нелюбимым человеком? Это тоже было понятно.

Луиза, которую приставили к Генриетте фрейлиной, делилась с Дианой новостями из дворцового мира. И однажды она прислала записку, где просила подругу как можно скорее приехать в Лувр. Диана поколебалась немного, но поехала, рассудив, что Луиза не стала бы звать ее просто так.

Луиза ждала ее в библиотеке, в небольшом кабинете, отделанном орешником и синим шелком.

Лицо Луизы выдавало ее волнение.

— Диана, посмотри, что я нашла! — она вскочила и потянув Диану за руку, подвела к столу.

На столе лежала большая папка, раскрытая на середине.

— Что это? — Диана пошевелила страницу, пытаясь понять, что так взволновало Луизу.

— Это записки Мазаини о Ролане де Сен-Клер. Полное досье со всеми документами. С его рождения