Все еще впереди - Мариана Запата

стягивала с него рубашку. Он помогал мне, торопливо и лихорадочно. Теперь меня и его выпуклые, горячие мускулы разделяла лишь тонкая майка. Я втянула в себя воздух, когда Даллас прикусил мою верхнюю губу прежде, чем отстраниться. Зашуршала стягиваемая майка, и теплое плечо задело мою щеку.

В темноте все воспринимается острее. Пальцы Далласа проникли под кружева моих трусиков и потянули их вниз. Он опускался, спускались и его поцелуи – от ключиц по груди, ребрам, животу. Колени Далласа коснулись ковра, и последний поцелуй пришелся на бедро.

Теплое дыхание опалило внутреннюю сторону бедра, губы коснулись чувствительной кожи, и я громко втянула в себя воздух. Когда он проложил влажную дорожку поцелуев к расселине между ног, я тяжело сглотнула и положила руку на его голову, чтобы не упасть или не дать ему отстраниться – сама не знаю.

Он целовал меня там снова и снова, лаская кончиком языка. Тяжело и прерывисто дыша, он вцепился в мои бедра, удерживая на месте. Затем его язык скользнул в расселину и коснулся маленького чувствительного узелка.

Его лоб упирался в мой живот, нос терся о кожу, которую я, к счастью, побрила перед свадьбой Джинни. Я уже была готова, но Даллас все целовал, сосал и лизал мою киску с той же страстью, как и губы до того.

Он медленно потянул меня вниз за бедра, и я опустилась на колени. Мы целовались, и я ощущала на губах Далласа свой вкус. Мои руки поглаживали его грудь, которую я лишь дважды видела обнаженной, затем скользнули по кубикам пресса, какого просто не могло быть у мужчины за тридцать. Его руки ласкали мои груди, пощипывали соски, затем на их месте оказался его рот.

Я извивалась под ласками Далласа, водя руками по выпуклым мускулам его груди, и наконец мои пальцы нащупали молнию его брюк. Я тут же расстегнула их и сунула руки внутрь. Ладони скользнули по кучерявым волоскам и нащупали толстый, горячий член, прижатый к левому бедру. Даллас вздрогнул, когда я провела по всей его длине, пытаясь добраться до головки.

Даллас замер с моим соском во рту, когда я обхватила член ладонью, осторожно извлекла его из брюк и сжала. Как я и думала, он оказался толстым и длинным, с вздувшейся от возбуждения головкой. Я провела рукой вверх и вниз, и Даллас дернулся и застонал.

Он толкнул меня на ковер, я и вздохнуть не успела, как его тело накрыло меня, точно одеяло, только гораздо более плотное, тяжелое и теплое. Твердый горячий член уперся мне между ног.

– Я принимаю противозачаточные таблетки, – застенчиво прошептала я.

Я не стала ему говорить, что даже без них не смогла бы сейчас забеременеть – не тот период.

Он вздохнул, и я тоже. Я обняла его, положив ладони на лопатки.

– Диана…

Мои ноги обхватили его бедра, все еще одетые в брюки – лишь член торчал из них, медленно тычась в мое тело в поисках желанного укрытия.

– Я люблю тебя, Даллас, – прошептала я, поднимая бедра, чтобы облегчить ему задачу.

Его губы и тело вжались в меня, словно пытаясь поглотить. Толстый член проникал в меня, дюйм за дюймом протискиваясь во влажное упругое лоно, сопротивляющееся вторжению.

Но Даллас не отступал, не переставая целовать и толкаясь вперед, пока не заполнил меня полностью, насадив на себя.

Он застонал, вгоняя в меня пульсирующий член, затем ахнул и дернулся, кончив. Спермы было так много, что она потекла из меня, когда он слегка отстранился.

– Черт, – пробормотал он. – Я не хотел кончить быстро.

– Ничего страшного.

Он нежно потерся губами о мою щеку.

– Я еще не завершил, клянусь. – Он медленно отстранился и снова подался вперед. – Теперь ты окончательно моя, – сказал он, сопровождая каждое слово резкими толчками, от которых мое тело сдвигалось вверх по ковру.

Спину саднило, а он выходил и снова вгонял в меня свой член. Даллас целовал меня медленно, смакуя, точно занимался любовью с моим ртом. Его бедра ходили ходуном, стараясь проникнуть глубже.

Я хватала ртом воздух, сдерживая рвущиеся из груди звуки, чтобы не разбудить мальчиков, и подлаживалась под движения Далласа. Наконец я нашла угол, при котором его тело идеально терлось о мой клитор.

Мы оба вспотели и тяжело дышали, Даллас работал бедрами, подводя меня к вершине наслаждения. Наконец я запрокинула голову и выгнулась, сдерживая стоны. Дождавшись, пока я обмякну и переведу дух, Даллас принялся резко вколачиваться в меня, снова сдвигая нас по ковру. Вскоре он застонал, протяжно и хрипло, извергая семя и подергиваясь.

Даллас обмяк и опустился на меня. Стало трудно дышать, но я не двигалась, продолжая обнимать его за бедра и спину, ощущая, как подергивается его тело снаружи и внутри меня. Мы оба дышали с трудом и никак не могли отдышаться.

Прошло минут десять или тридцать, и он, прерывисто дыша, встал на локти и колени и с трудом сглотнул. Глаза уже привыкли к темноте, и я увидела, как он потянулся к моему лицу. Я лежала, обессилев, пытаясь восстановить дыхание, когда моей щеки коснулась его ладонь.

Я повернула голову и поцеловала местечко возле большого пальца, а Даллас лег рядом со мной, обнял за плечи и перекатил себе под бок. Его кожа была влажной от пота. Я закинула на него ногу, ощущая липкую влагу на наших бедрах, и мне это понравилось.

Я положила голову ему на плечо и обняла. Даллас засмеялся, и я вскинула голову, но в темноте разглядела лишь смутный абрис его подбородка.

– Над чем ты смеешься?

Он погладил мое бедро и ягодицу, и произнес хриплым усталым голосом:

– Знаешь, все это началось с твоего объятия.

– Что ты имеешь в виду?

Его рука медленно выписывала круги на моем бедре.

– Я увидел тебя во дворе через несколько недель после того, как ты переехала сюда. Видимо, Ларсены привезли мальчиков, потому что вы все были снаружи. Ты стояла на крыльце, дожидаясь их. Джош вышел из машины, и когда он подошел к тебе, ты обняла его с широкой улыбкой на лице. Он даже не обратил на это внимания. Ты рассмеялась и что-то сказала ему, отчего он тоже тебя обнял. Ты тормошила племянника до тех пор, пока он не засмеялся. И каждый раз, когда я тебя видел после этого, ты всегда кого-нибудь обнимала. Целовала. Говорила, что любишь. Я перед сном обдумывал, почему ты так делаешь, – признался Даллас, крепче прижимая меня к себе.

– Потому что я люблю их, а жизнь слишком коротка.