Ночной скандал - Аннабел Брайант

— Вовсе нет. Если угодно, любоваться звездами — это одно из моих любимых занятий. Это куда веселее, чем поливать растения в оранжерее.

— У меня там несколько животных. — Она расправила плечи, готовая противостоять несправедливости его предположения. — А еще я занимаюсь математикой!

От ее последнего замечания его брови поползли вверх.

— Я всего лишь предлагаю расширить сферу интересов.

Неужели он ее жалеет? Преисполнился сострадания? Воспоминания унесли ее в прошлое, когда долгие годы все вокруг только и делали, что выражали ей свое сочувствие из-за гибели родителей. И удовольствие от словесной пикировки тут же угасло, в мгновение ока сменившись злостью.

— Учитывая, что я познакомилась с вами меньше суток назад и знакомство наше будет исключительно непродолжительным, вы переходите границы допустимого, лорд Уиттингем!

Он изучающе смотрел на нее. Вопреки настойчивому желанию немедленно уйти, пронизавшему все ее существо, Теодосия сумела сохранить невозмутимый вид и не обратиться в бегство. Иначе он поймет, как сильно ее задел.

— Вероятно, да. — Он выпрямился. Трость дважды стукнула по плитке пола в напряженном молчании. — С вашего позволения, леди Лейтон, я должен переодеться к обеду.

Глава 6

— Это меня взбодрило. — Мэтью натянуто улыбнулся, принимая полотенце из рук Коггза. — Не припомню, когда в последний раз я был так приятно заинтригован.

— Бритьем, милорд?

— Нет. — Он фыркнул, адресуясь к камердинеру.

— Прошу прощения, милорд? — Коггз убрал мыло и помазок, а затем тщательно протер бритву. — Тогда о чем это вы?

— Ни о чем. — На этот раз Мэтью даже рассмеялся. — То есть просто тут ничего такого, что бы я хотел обсудить с тобой.

— Как жестоко. — Коггз изобразил обиженную мину. — Мы могли бы обменяться занятными историями. Та горничная, с первого этажа, уж порассказала!

Мэтью бросил полотенце, надел исподнее и сел на край постели, чтобы натянуть чулки.

— Разве я тебя не предупреждал самым серьезным образом, чтобы ты не совал свой нос в чужие дела?

— Да бросьте. — Коггз подошел к хозяину с парой коричневых кожаных штанов в руке. — Главное — оказаться в правильном месте в правильное время. И кстати — я ее отблагодарил.

— Служанку с кухни?

— Нет, горничную из гостиной. За интересные сведения.

Бросив на Коггза очередной сердитый взгляд, Уиттингем встал и застегнул ремень брюк, ожидая, пока ему подадут пару черных сапог. Камердинер быстро принес требуемое. Каблуки были подбиты таким образом, чтобы компенсировать хромоту. В этих сапогах походка Мэтью просто казалась слегка неровной. Однако чертовы сапоги были ужасно неудобными, и назавтра его тело заплатит сполна — как и за давешнюю скачку сквозь холод.

— Не стоит надрываться, пересказывая мне все собранные сплетни. Сплетничать нехорошо, это занятие для слабоумных. — Ему ли не знать: сколько кривотолков он слышал из-за своего увечья и нежелания вращаться в обществе. Но Мэтью изображал равнодушие. Сплетничать означало зря тратить слова и драгоценное время. И он пальцем не пошевелил, чтобы исправиться в глазах света, когда воздерживался от танцев или верховой езды, выбирая взамен более спокойный образ жизни.

С тяжелым вздохом Уиттингем сунул здоровую ногу в правый сапог.

— Вы же знаете, что болтают, — невозмутимо продолжал Коггз.

— Не заняться ли тебе своим делом?

— Нет. — В голосе Коггза уже звучало некоторое раздражение. — Кухня — это сердце дома, а сплетни слуг заставляют его биться сильнее.

— Ясно. Я как-то не думал. — Камердинер был заядлым сплетником. Зато с Теодосией ему оказалось чудо как интересно. Мэтью был заинтригован и немало увлечен девушкой, не пытаясь, впрочем, проанализировать свои чувства — может быть, причина интереса к ней гораздо глубже?

— Как вам будет угодно. — Ответ Коггза донесся сквозь шерстяную ткань строгого сюртука, висящего на крючке, — камердинер старательно собирал с него крошечные волоконца корпии. — Не успеем мы вернуться в Лондон, как Киркмен сделает предложение в третий раз. С подобной преданностью к наукам мы, надо полагать, тронемся в путь, едва наладится погода и дороги сделаются пригодными для проезда.

— Кто такой этот Киркмен? Лакей-воздыхатель твоей горничной? — Мэтью с силой втолкнул ногу в левый сапог и встал, проворчав что-то себе под нос. Сделал несколько шагов, радуясь комфорту, пусть и временному.

— Не совсем.

Коггз подал хозяину идеально отглаженную белую льняную рубашку, и он натянул ее через голову.

— Счастливой невестой будет леди Лейтон.

Новость дошла бы до его сознания быстрее, если бы голова не запуталась в складках ткани. Пришлось дернуть полу рубашки с такой силой, что шов затрещал.

— Что? Леди Лейтон собирается замуж?

— Милорд, я бы не стал сплетничать попусту!

— Я очень рад, что ты так быстро переменил мнение. — Мэтью выхватил галстук из недр гардероба и подошел к зеркалу. Нетерпение его вступило в схватку со здравым смыслом. Коггз долго не выдержит. Проговорится обязательно. Мэтью сосредоточился на галстуке, намереваясь повязать его небрежным, но элегантным узлом, про себя считая до двадцати. Он едва дошел до двенадцати.

— Разумеется, в таких вещах никогда нельзя знать наверняка, однако лорд Киркмен уже дважды делал предложение леди Лейтон, и прислуга полагает, что три — число магическое.

— Вот как? — Лицо Мэтью оставалось невозмутимым, однако надо признать, что его начинало разбирать любопытство. Леди Лейтон — особа редкостная. Воистину необыкновенная. Несомненно, она умеет и разозлить, и позабавить. Странный набор определений, несказанно далекий от комплиментов, которые так любят в свете, — «лебединая грация» или «деликатные манеры». В этом-то все дело. Она другая. Другая и интересная в лучшем понимании этого слова. «В самом лучшем».

Впрочем, для Уиттингема это не имело значения. И тут же чутье ученого указало ему на то, что он обманывает сам себя.

* * *

Через несколько дверей дальше по смежному коридору Теодосия с помощью Доры, своей юной горничной, тоже готовилась выйти к обеду. Не будь голова Теодосии так занята текущей ситуацией и тем, что может случиться, как только лорд Уиттингем наконец встретится с дедушкой, она бы старательнее внимала советам горничной и отказалась бы надеть свое самое нарядное платье. А так Дора ухватилась за возможность приготовить на выход белье и платье, ни разу еще не надеванные, порхая по комнате и болтая без умолку. Но Теодосия ее даже не слушала, в тревоге обдумывая упреждающий удар, чтобы лорд Уиттингем и думать забыл, зачем вообще сюда приехал.

Сейчас, глядя на свежевыглаженный наряд и горы прилагающихся к нему нижних юбок, она жалела, что не обращала внимания на Дору. Ей ничего не