Сладкая ягодка. Горький огурчик - Ольга Дашкова

Черт, все сложнее, чем казалось.

Управляющий уходит за отчетами, а я остаюсь один и вдруг чувствую, как в кармане вибрирует телефон. Смотрю на экран – звонит Алина. Морщусь, не хочу с ней разговаривать, не сейчас, выключаю звук на смартфоне, прячу его обратно в карман.

Григорий возвращается с пухлыми папками под мышкой.

– Вот, держите. Отчетность за пять лет. Только сразу предупреждаю – там такие цифры, что волосы дыбом встают.

Беру папки, наугад открываю первую. Григорий прав – цифры действительно удручающие. Расходы почти в два раза превышают доходы. Как ферма вообще держится на плаву?

– Как отец умудрялся сводить концы с концами?

– Да никак не удавалось, – честно признается Григорий. – Последние годы жил в долг. Брал кредиты, занимал у соседей. Надеялся, что дела наладятся.

– И не поправились.

– Не поправились. А теперь на вас висят эти долги.

Отлично. Значит, я не только наследник фермы, но и должник.

– Сколько всего долгов?

– Точно не скажу, но около трех миллионов наберется.

Три миллиона долгов плюс пять миллионов на модернизацию. Восемь миллионов на ферму, которая и так убыточна. Да проще действительно все продать и забыть.

Но почему-то мысль о продаже вызывает не облегчение, а тоску.

– Григорий, а если попробовать другой подход? Не модернизацию, а... оптимизацию?

– То есть?

– Ну, сократить расходы, найти новые каналы сбыта, может быть, переориентироваться на какие-то премиальные продукты...

Григорий смотрит на меня с новым интересом:

– А вы, оказывается, не только красавчик как говорят бабы, но и умны. Да, такой вариант возможен. Только работать придется много и во всем разбираться самому.

– Значит, будем разбираться.

– Серьезно?

– Серьезно.

Григорий чешет затылок и усмехается:

– Что ж, попробуем. Только предупреждаю – легко не будет. И результат не сразу. Понадобится минимум два-три года.

Два-три года в деревне. Два-три года рядом с Ниной. Перспектива не кажется пугающей. Скорее наоборот.

– Договорились. А теперь покажи мне все хозяйство еще раз. Подробно.

Следующие несколько часов мы обходим ферму от коровника до складов. Григорий объясняет, что и как работает, где основные проблемы, что требует ремонта. Я слушаю, запоминаю, делаю пометки в блокноте.

Постепенно начинаю осознавать масштаб проблем. И в то же время вижу потенциал. Ферма большая, земли много, природные условия хорошие. Просто нужны вложения и грамотное управление.

– А молочный цех как работает? – спрашиваю.

– Да никак не работает, – машет рукой Григорий. – Оборудование старое, половина не исправна. Молоко сдаем на большой завод, получаем копейки.

– А если восстановить цех и производить собственную продукцию?

– Сыры там, творог, сметана? Идея хорошая. Только опять же нужны деньги. И специалист.

– Специалист найдется, – уверенно говорю я, хотя понятия не имею, где его искать.

К вечеру голова идет кругом от обилия информации. Но общая картина прояснилась. Ферма может приносить прибыль, если подойти к делу с умом.

– Ладно, Григорий, на сегодня хватит. Завтра продолжим.

– Хорошо. А ты где ночевать собираешься? В родительском доме?

– Да.

– Может, лучше пока пожить в гостинице в райцентре?

– Нет, обойдусь.

Григорий пожимает плечами и уходит. А я решаю еще раз обойти ферму, на этот раз в одиночку. Хочется разобраться во всем без посторонних комментариев.

Иду вдоль складских помещений и вдруг замечаю знакомую фигуру. Нина стоит возле дальнего склада с планшетом в руках и что-то записывает. Наверное, инвентаризация.

Сердце сразу начинает биться быстрее. Весь день я пытался не думать о ней, погрузился в отчеты и планы, но стоило мне ее увидеть – и все вернулось. И желание, и злость, и эта чертова тяга, которую я не могу объяснить.

Она меня не замечает, полностью поглощена работой. Подхожу ближе и наблюдаю. Волосы заплетены в косу, на лице сосредоточенное выражение. Рабочее платье подчеркивает изгибы фигуры, а вид у нее такой деловой и недоступный, что хочется его нарушить.

– Работаем сверхурочно? – говорю за спиной.

Нина подпрыгивает, поворачивается, в глазах мелькает что-то похожее на радость, но тут же сменяется привычной настороженностью.

– Марат. А ты... то есть, вы что здесь делаете?

– Изучаю хозяйство. А ты делаешь инвентаризацию склада?

– Да. Нужно точно знать, что у нас есть.

– Можно посмотреть?

Нина колеблется, потом протягивает планшет. Я делаю вид, что изучаю записи, но на самом деле просто хочу быть рядом с ней. Чувствую ее запах – что-то свежее, с нотками луговых трав.

– Все в порядке, – говорю, возвращая планшет.

Наши пальцы случайно соприкасаются, и между нами словно проскакивает искра. Нина резко отдергивает руку.

– Мне пора идти, – быстро говорит она.

– Нина, подожди.

Но она уже направляется к выходу. И тут во мне что-то щелкает. Хватит! Хватит этих игр в кошки-мышки!

Я догоняю ее у дверей склада, хватаю за руку и разворачиваю к себе.

– Нет, – твердо говорю я. – На этот раз ты никуда не пойдешь.

– Марат, отпусти...

– Не отпущу. Нам нужно поговорить.

– О чем говорить? Я все сказала.

– Ты ничего не сказала. Ты солгала.

Я прижимаю ее к стене склада и опираюсь руками по обе стороны от ее головы. Нина зажата между мной и стеной, в ее глазах читается смесь гнева и чего-то еще.

– Отойди, – шепчет, но в ее голосе нет уверенности.

– Не отойду. Не отойду, пока ты не признаешь, что лжешь.

– Я не вру!

– Врешь. И себе, и мне. То, что произошло утром, не было минутной слабостью.

– Была!

– Тогда почему ты до сих пор дрожишь, когда я рядом?

Действительно, она дрожит. Едва заметно, но я чувствую.

– Не дрожу.

– Дрожишь. И хочешь меня так же сильно, как утром.

– Ты слишком самоуверен.

– Тогда почему ты не уходишь? Почему не кричишь, не зовешь на помощь?

Нина молчит и тяжело дышит. Я вижу, как на ее шее пульсирует вена, и мне хочется поцеловать это место.

– Потому что... – начинает она и замолкает.

– Потому что?

– Потому что ты дурак! – выпаливает она. – Потому что завтра ты уедешь, а я останусь здесь с разбитым сердцем!

Вот оно! Наконец-то честность.

– Откуда ты знаешь, что я уеду?

– Знаю. Потому что все так делают.

– Я не такой. Я принял решение остаться.