Там, где тает лед - Ава Хилл

я знаю, что его дед умер вскоре после отъезда. Но это не лечит мою рану. Единственное, что мне остается, — простить и идти дальше. А я пока не способна ни на первое, ни на второе.

— Мне пора, — прохожу мимо него.

Прошло пару дней после разговора с Коннором в книжном, и я видела его только, когда он помогал кому-нибудь в городе. Не понимаю, как у него столько постоянных «клиентов», но это и есть Коннор во всей своей сущности.

Мне нужно сосредоточиться на свадьбе сестры и убедиться, что все готово к большому дню, а не думать о Конноре. Даже папа начинает волноваться.

— Хочешь поговорить? — спрашивает он, когда мы едем обратно в гостиницу этим утром. Я терпеть не могу, когда он тащится за мной на машине, поэтому обычно возвращаюсь вместе с ним после пробежки вместо того, чтобы добегать обратно.

Я жую трубочку от кофе и тут же выплевываю, вспомнив, что она бумажная.

— Коннор — последний человек, о котором я хочу думать, — говорю я. — У Сиенны свадьба, я у нее подружка невесты. Ей нужно, чтобы я думала только о ней и о том, что ей важно.

— Но ты думаешь о Конноре? — уточняет папа, бросив взгляд на меня.

— Это какое-то заболевание. Даже когда он был далеко, я думала о нем. А теперь все только хуже, а мы здесь всего семь дней.

Папа — единственный, с кем я могу говорить об этом спокойно. Он не будет радоваться или подначивать. Он вообще из тех отцов, которые недовольны любым парнем, появляющимся в жизни дочерей.

— Ты хочешь его вернуть? — спрашивает он.

— Я не хочу больше видеть его лицо.

— Совсем? — папа косится на меня, едва заметно усмехаясь.

Я делаю глоток.

— Он приятный на вид, но сейчас это единственное его достоинство, — признаюсь я.

— А если он станет умолять о прощении и захочет вернуть отношения?

Маленькая, я не пытаюсь найти легкий путь обратно, знаю, что ты гораздо сложнее, и я уважаю эту сложность: ты целый мир для меня, и я готов к трудностям.

Он сказал это серьезно? Коннор и правда думает, что у нас есть хоть какой-то шанс? Это ведь не фильм, где все магически решается за две недели. К тому же он живет здесь, а я — в Нью-Йорке. И он считает, что отношения на расстоянии не работают, иначе бы не исчез из моей жизни…

— Не знаю, папа, — говорю я. — Ему придется встать на колени и умолять так, будто от этого зависит его жизнь. Тогда, возможно, я подумаю, стоит ли его прощать.

— Коннор Хейс, — тихо произносит папа, будто не веря.

— Спорю, ты не ожидал, что я буду той, кто встречался с профессиональным спортсменом, — ухмыляюсь я.

Папа смеется и включает поворотник, сворачивая на парковку Ханисакла.

— Ты вообще та, от которой я меньше всего ожидал, что она будет встречаться, — честно говорит он.

— Ну, звучит правдоподобно.

Я из тех, кто никуда не выходит и ждет, что любовь всей моей жизни чудом меня найдет. Что, собственно, и произошло. Я его не искала. Он заметил меня в толпе из нескольких тысяч людей. В разгар игры. А я тогда была на свидании с другим мужчиной.

— Не говори маме, что мы разговаривали, — прошу я, пока папа паркуется.

— Ангел, я женат на твоей матери тридцать четыре года. Я прекрасно знаю, когда ей не стоит ничего рассказывать.

Я не удерживаюсь и из меня вырывается смешок, хорошо, что успеваю вытянуть руку вперед и не не разлить кофе.

— Что тебя так развеселило? — спрашивает папа, глядя на меня с недоумением и любопытной улыбкой.

— Коннору тридцать восемь. Странно думать, что моему бывшему больше лет, чем браку моих родителей.

Папа делает ужаснувшуюся мину, и я смеюсь еще сильнее.

— Возраст — это всего лишь число, — говорю я.

— А ад — это всего лишь сауна, — парирует он, и я хохочу так, что снова едва не проливаю кофе.

 

 

На следующий день, пока мама с сестрами уезжают по магазинам, папа остается отдохнуть, а я иду проверять, готовы ли подрядчики к свадьбе. До Большого Дня осталось всего шесть дней.

Первым делом заезжаю в Butter & Bloom — пекарню, где мы заказали свадебный торт. Говорят, это лучшая кондитерская в городке, и стоило мне войти, как я сразу поняла почему. Внутри пахнет корицей, мускатным орехом и свежим кофе, у меня мгновенно урчит в животе.

На витрине выложены всевозможные десерты, и взгляд сразу падает на сезонные вкусы: коричный рулет, ванильный торт с мускатным ганашем, имбирные капкейки, мятные капкейки и многое другое. У меня буквально текут слюнки.

Я скучаю по нашему магазину. Сейчас у нас самый напряженный сезон, но родители выбрали отличного управляющего, и Найлз держит все под контролем. На праздники мы всегда нанимаем дополнительную помощь, а на наши шоколадные пироги запись начинается еще летом — мы просто не успеваем испечь больше определенного количества.

— Могу помочь? — спрашивает девочка-подросток за прилавком.

— Мятный мокка и набор ваших праздничных капкейков. И мне нужно уточнить заказ на свадебный торт на следующую неделю.

— Конечно! Сначала оформлю ваш заказ, потом позову менеджера, — отвечает она.

Она пробивает заказ и передает его мне. Сажусь за столик, чтобы не мешать очереди, и делаю глоток мокка. Он идеально горячий, как я люблю.

Я смотрю в окно и вижу женщину с маленькой девочкой, обе нагружены пакетами из местного магазина одежды.

Здесь жизнь течет иначе. Нет той суеты, что в Нью-Йорке. Люди знакомы друг с другом, здороваются, перекидываются парой слов. И именно в этом городке вырос Коннор. В городке, который он покинул, потому что не мог тут остаться «одним из них».

— Извините? — поднимаю взгляд и вижу перед собой мужчину примерно моего возраста. На нем фартук поверх джинсов и футболки, волосы растрепаны. — Вы говорили о свадебном торте, который забираете на следующей неделе?

— Да! Для свадьбы Монро и Картер. Двадцать третьего декабря, — говорю я.

— Сейчас проверю.

Он уходит за стойку, что-то вводит на экране кассы. Его лицо хмурится. Он перекидывается парой слов с девушкой-кассиром, она пожимает плечами и уходит на кухню. Возвращается, шепчет ему что-то, и он тяжело вздыхает, направляясь ко мне.

Мне уже не нравится ход событий. И я оказываюсь права, как только он открывает рот:

— У нас нет брони на свадьбу Монро и Картер на двадцать третье декабря.

Я моргаю.