Там, где тает лед - Ава Хилл

— Недолго, — отвечает за меня Анна. — У нас очень много заказов.

Коннор продолжает смотреть, и его взгляд тяжелеет. Зачем он делает это? Зачем ломает меня? Пытаюсь игнорировать его рассматривая свое пальто, но замечаю, как его рука делает попытку движения ко мне и резко сжимается в кулак.

Я поднимаю глаза. Он смотрит так… почти умоляюще. Сердце болезненно сжимается. Я обещала не говорить с ним, но устала бороться с собой. Особенно когда он рядом и меня накрывают воспоминания, каким внимательным он был. Как следил, чтобы мне было комфортно. Как защищал.

Мне никогда не нужна была защита. Но это приятно — когда кто-то готов встать на твою сторону.

— Больше часа, — говорю я, сглотнув.

Челюсть Коннора дергается.

— Подожди здесь.

Он разворачивается и уходит вглубь помещения. Официантка бросает на меня злой взгляд, и я не понимаю, что именно сделала не так.

Через минуту Коннор возвращается с двумя пакетами в руках, от которых исходят такие запахи, что мой живот громко урчит.

— Я забрал твой заказ. Ты возвращаешься в Ханисакл?

Киваю, как он вообще знает, где я остановилась?

— Я провожу тебя.

— Секунду, мне нужно заплатить, — возражаю.

— Нет, не нужно, — отвечает он просто. — Ты можешь есть здесь бесплатно всю жизнь, если захочешь.

Что?.. Он перехватывает пакеты одной рукой, открывает дверь и пропускает меня. Я выхожу в холодный вечер и поеживаюсь, пряча руки в карманы.

Вдали звучат рождественские песни, собрав вокруг хора слушателей. Чтобы не толкаться в толпе, Коннор махнул рукой, предлагая обойти по другой стороне улицы.

— Тебе не обязательно меня провожать, я могу сама донести пакеты.

Он искоса смотрит на меня:

— Я тоже иду в Ханисакл.

— Одним хорошим поступком всего не исправишь, Коннор. Это так не работает.

Его губы трогает усмешка.

— Маленькая, я не пытаюсь найти легкий путь обратно, знаю, что ты гораздо сложнее, и я уважаю эту сложность: ты целый мир для меня, и я готов к трудностям.

Я спотыкаюсь о собственные ноги. Коннор подхватывает меня, обнимая за талию. Мы оказываемся так близко, что на секунду мир откатывается назад — к тем дням, когда он просто тянул меня к себе посреди улицы, чтобы поцеловать. «Просто так», говорил он, со своей тайной улыбкой.

Его лицо совсем рядом, его тело — знакомое, притягательное. Глаза кажутся почти карими в тусклом свете, густые ресницы, прямой нос, мягкие губы. Он не брился неделю, и в бороде видна седина. Я всегда считала это чертовски привлекательным.

И есть часть меня, которая ненавидит себя за желание прижаться к нему. Это та часть, которая любит возвращаться в родительский дом, в любимые и безопасные места. Места, где меня ничто не ранит.

Я вырываюсь. Коннор больше не безопасное место.

— Меня не нужно завоевывать, Коннор, — выдыхаю. — Это не игра.

Он смотрит твердо, уверенно.

— Я никогда так не думал, маленькая.

Его взгляд медленно скользит по моему телу, зажигая на коже огонь.

— И это не те игры, в которые я хочу с тобой играть.

— Не называй меня так, — говорю сквозь зубы. — И не смотри на меня так. Ты хоть допускаешь мысль, что у меня может быть парень? Что я могла забыть человека, который бросил меня без единого слова?

Я всегда ненавидела это прозвище. Даже если скучала по нему.

Коннор долго смотрит, чуть наклонив голову. Я вздрагиваю, когда поднимается ветер, принося аромат муската и корицы от пекарни за углом.

— Тогда скажи, что у тебя есть парень, фурия, — бросает он.

Боже. У меня нет сил на него. Я разворачиваюсь и иду к гостинице, позволяя ему плестись следом. Я терпеть не могу лжецов и сама не люблю врать, поэтому даже ради того, чтобы отвязаться от него, не стану говорить, будто встречаюсь с кем-то. Через две недели меня здесь все равно не будет.

— Так я и думал, — говорит Коннор, поравнявшись со мной. — Но если что, даже если бы парень у тебя был, я все равно сделал бы все, чтобы тебя вернуть. Потому что знаю — ты создана для меня.

Я поворачиваюсь и впиваюсь в него взглядом.

— Прекрасная демонстрация уважения к моей свободе выбора, Коннор. Всегда знала, что на твою деликатность можно рассчитывать.

В его глазах что-то дергается, и я понимаю — попала в цель. Но он все равно улыбается.

— Я заслужил. Видимо, когда мы были вместе, ты не видела, насколько я по тебе схожу с ума. Я тогда мог это скрывать. Сейчас — нет. Так что да, маленькая, даже будь я злодеем, я бы сделал все, чтобы тебя вернуть.

У меня пересыхает во рту. Когда мы были вместе, он звонил мне по видеосвязи каждый день, когда уезжал на выезды, и мы могли говорить часами. А когда был в городе, требовал, чтобы мы проводили вместе каждую минуту. Держал меня в кровати, лаская медленно и нежно, жестко и отчаянно, пока мир не исчезал. Когда он смотрел на меня — он не видел никого, кроме меня.

Если это он еще «скрывал», то что будет, если перестанет?

Из закусочной выходит группа пожилых мужчин. Лет по семьдесят каждому. Их взгляды сразу падают на Коннора.

— Коннор! Что скажешь по поводу решения «Найтс» обменять Нолана? — спрашивает один.

— К нему относились отвратительно. Переход — лучшее, что с ним могло случиться. Он же пацан, — отвечает Коннор.

— Но команда с ним неплохо играла. У них был шанс попасть в плей-офф, — возражает другой.

Коннор смеется.

— Простите, но «Найтс» никогда не попадут в плей-офф. У них ужасные розыгрыши. Им нужен новый тренер.

Для меня это все звучит как тарабарщина. Даже встречаясь с хоккеистом, я так и не заинтересовалась игрой. Коннор никогда не заставлял меня любить хоккей. Терпеливо объяснял, если я спрашивала, хотя уверена — мои вопросы повторялись.

Хватит. Стоп. Это худший способ держать его на расстоянии. Не поддавайся приятным воспоминаниям.

— Ты сегодня утром выводил Миднайт? Кажется, я видел тебя, — спрашивает еще один старик.

— Да. Ему нравится, когда вокруг тихо и никого нет, — отвечает Коннор.

Я косо смотрю на него, когда понимаю, Миднайт — это конь. Черный конь — по имени. Кажется, сегодня утром как раз соревновалась с черным конем.

— Ладно, хорошей ночи, мужики.