Несокрушимо - Мелани Харлоу

class="p1">— Спасибо, дорогая, — она заглянула в гостиную и попрощалась, а потом поднялась наверх. Спустя мгновение в кухню с пустыми чашками вошли Генри и мой отец.

— Ну, пожалуй, и я отправлюсь спать, — отец поставил свою кружку в раковину и поцеловал меня в макушку. — Огонь в камине почти погас. Ты ещё побудешь здесь или мне позаботиться о нём?

— Я сама, пап. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Джон, — сказал Генри. — Спасибо за всё.

Отец махнул нам рукой и отправился наверх, оставив нас вдвоём на кухне.

— Рад, что пришёл? — спросила я.

— Определённо, — он подошёл к острову и поставил свою стеклянную кружку на столешницу. — Всё было очень вкусно. Спасибо, что забрала меня. Иначе я бы поехал домой и съел на ужин кукурузные чипсы.

Я усмехнулась и покачала головой.

— Как ты можешь быть таким разборчивым в вине и так халатно относиться к еде?

— Хороший вопрос. Вероятно, потому что я хорош в виноделии, но ужасен в готовке.

Я улыбнулась, закрывая кран.

— Хочешь ещё кофе? Половина кофейника, наверное, осталась.

Он замялся.

— А ты будешь?

— Конечно. Захвати виски с бара, ладно?

Пока он доставал бутылку виски, я налила нам кофе. Он добавил по капле виски в каждую чашку, а я положила сверху оставшиеся взбитые сливки.

— Вот, идеально.

— Не хочешь сесть? — он взглянул на мои ботинки. — Ты ведь тут трудилась уже долго.

— Определённо. Пойдём в гостиную.

В камине ещё потрескивал слабый огонь, освещая комнату уютным светом. Я села на один конец дивана, а Генри устроился на другом.

Скинув ботинки, я поджала ноги под себя.

— Снег всё ещё идёт, — сказала я, глядя через раздвижные стеклянные двери на террасу. — Но мне нравится белое Рождество.

— Мне тоже, — он сделал глоток кофе. — Ты, наверное, скучала по этому в Калифорнии.

— Ну, мы обычно проводили праздники в Аспене, если не приезжали сюда, — я почувствовала неловкость от своих слов. Сейчас это звучало так претенциозно.

— Наверное, это было здорово.

— Было, — кивнула я. — Но дома на праздники лучше.

Он кивнул, и я поняла, что не знаю, откуда он сам родом.

— Где ты вырос? — спросила я, поднося чашку к губам.

— На ферме в Айове.

— Правда? — почему-то это заставило меня улыбнуться, представляя его мальчишкой с фермы.

Он выглядел изумленный.

— Удивило?

— Немного. Хотя я не знаю, почему. Ты ведь до сих пор вроде как фермер.

— О, я определённо всё ещё фермер.

— Твоя семья до сих пор живёт в Айове?

Он сделал глоток кофе, прежде чем ответить.

— Нет. Братья разъехались кто куда: один в Индианаполисе, другой в Фарго, третий в Сиэтле. Родителей больше нет. Есть несколько кузенов там, но я редко их вижу.

— Ферма, где ты вырос, ещё существует?

— Существует, но отец её продал, и она стала частью крупного сельскохозяйственного предприятия.

— Почему он её продал? Почему не передал тебе?

— Я тогда учился в колледже и вообще не был заинтересован в фермерстве, особенно в выращивании кукурузы и сои. Честно говоря, я вообще не хотел заниматься сельским хозяйством. Думал, что получу степень по биологии и пойду в медицинский университет.

Я заинтересованно наклонила голову.

— Что заставило тебя передумать?

— Я взял курс по винопроизводству в Корнелле и влюбился в это дело, к большому разочарованию моей матери. Кажется, она очень хотела хвастаться своим сыном-врачом.

Я улыбнулась.

— Не жалеешь?

— Нисколько. Моё дело всё ещё связано с наукой, но я намного больше люблю вино, чем людей. Ну, большинство людей.

— Я тоже. Иногда я думаю, была ли я раньше более терпима к неприятным людям или их просто стало больше, — я вздохнула. — Или, может, я их притягиваю.

Генри мягко улыбнулся.

— Не думаю.

— Серьёзно, Генри, я не могу назвать ни одного человека в моей жизни, не из семьи, который поддержал бы меня так, как я поддерживала бы друга в подобной ситуации. Я им доверяла. Думала, они заботятся обо мне. Наверное, я не разбираюсь в людях. — Я покачала головой. — Ну, это и так понятно. Посмотри, за кого я вышла замуж.

— Не будь к себе так строга, — тихо сказал Генри, пока поленья в камине тихо потрескивали. — Ты видишь хорошее в людях. Это хорошее качество.

— Возможно. Но я чувствую себя такой глупой. — Я поставила кружку на столик у дивана и обняла колени руками. — Все знали, что Бретт мне изменяет, даже я знала. Но мы все делали вид, что не замечаем.

— Почему?

— Мои так называемые друзья утверждают, что не хотели меня расстраивать. А почему я притворялась? — у меня перехватило горло, и я надеялась, что не опозорюсь, расплакавшись перед Генри. Я даже не понимала, почему рассказываю ему всё это, но что-то в теплоте камина, в позднем часе и тишине дома словно приглашало к признаниям. — Наверное, я боялась. Боялась, что он меня бросит. Боялась остаться одной с двумя детьми в тридцать семь. Боялась, что мои дети будут расти в разрушенной семье. Поэтому я притворялась, что счастлива.

— Это было, должно быть, очень тяжело.

— Да, так и было, — я замялась перед следующим вопросом, но внутренний голос подсказывал, что его нужно задать. Может, и он захочет признаться. — А ты притворялся, что счастлив?

Генри уставился в свою кружку, ничего не отвечая. На мгновение мне стало страшно, что я ошиблась, и это был слишком личный вопрос. Разве не говорил он мне вчера, что он закрытый человек?

Я поспешно извинилась:

— Прости, я не хотела лезть…

— Я не умею притворяться, — перебил он меня. — Со мной всё просто: что видишь, то и есть, и я не умею лгать. Возможно, это и было моей проблемой.

Я положила подбородок на колени.

— В каком смысле?

Он покачал кружку, глядя, как её содержимое переливается внутри.

— У нас не было детей, а она не хотела усыновлять. Я не мог сказать ей, что меня это устраивает. Я злился на неё за это. Я хотел семью. Мы ссорились, и я наверняка говорил то, о чём потом жалел.

— Мне жаль, — я задумалась, стоит ли сказать, что тоже сталкивалась с бесплодием, но решила не делать этого. Сейчас дело было не во мне.

Он пожал плечами.

— Были и другие проблемы.

— Конечно. В любом браке есть свои сложности.

— Но то, что мы не могли завести детей, всё изменило. Это разрушило наши отношения окончательно.

— Вы пробовали пойти к семейному психологу? — спросила я.

Он медленно кивнул.

— Пробовали. Но, думаю, тогда было уже поздно.

— Бретт отказался от терапии. Хотя я не уверена, что это бы помогло и нам. Его девушка уже была беременна,