Свет в твоей душе - Дана Мюллер-Браун

подплывает ко мне. Она оказывается прямо передо мной и прикладывает к моим вискам свои тонкие пальцы. На мгновение мне видно ее обнаженное тело. Если и существует совершенство, то это она. Не потому, что она действительно идеальна, нет. А потому, что она так себя чувствует и излучает это ощущение. Ей нравится ее тело.

Одна грудь у нее немного больше другой, и обе свисают совершенно естественно. У нее шрамы на животе, немного видны ребра. Женщины в княжествах сочли бы такие ребра позором, потому что это означало бы, что ей не хватает еды. Но Серру это не портит. Она прекрасна. Губы у меня сами складываются в улыбку, и, когда я поднимаю глаза, она мне тоже улыбается.

– Можно я вылечу тебя, Навиен?

Я киваю. Больше не колеблясь. Потому что это больше не вызывает во мне беспокойства. Как будто ее великолепная аура смела все это, оставив только уверенность. Если это какая-то уловка или ее светлая сила, то она очень мощная. Но мне все равно, потому что в следующий момент меня пронзает теплый свет, и боль постепенно исчезает. Каждый вдох становится легче и свободнее. В ногах снова появляется сила, и теперь мне легче держать тело в вертикальном положении. Ребра перестают болеть при вдохе, я снова могу открыть оба глаза и только сейчас понимаю, насколько сильная пульсирующая боль сдавливала мне глаз и голову.

Я смотрю на Серру, которая, улыбаясь, опускает руки и поглаживает мое черное сердце.

– Что с ним случилось? – спрашивает она, рисуя нежные круги, проводя пальцем по шраму.

На этом месте не хватает кусочка черного цвета.

– Я не знаю, – говорю я и в следующий момент вздрагиваю.

Голову словно пронзает болью. Колени подгибаются, и я чувствую только, как меня подхватывают руки Серры.

– …Скоро ты забудешь, как смеяться…

Мужчина держит в руке нож и приставляет лезвие мне к груди.

– Это вырезание метки было твоей идеей, дорогая, так что спасибо за вдохновение.

Я в панике пытаюсь понять, что за образы проносятся передо мной. Кто этот мужчина… Он режет мою плоть. Вырезает метку. Я хочу кричать, но у меня как будто нет доступа к своему телу. Как будто это просто… воспоминание.

Я в этом видении стараюсь не кричать, плотно сжимая губы, но когда он отрезает от меня два-три дюйма, а затем поднимает лоскут кожи в воздух, как трофей, я кричу во все горло. По щекам у меня льются слезы. Все тело дрожит.

– Больно? На что это похоже?

– М-м-м… – мычит он, покачивая головой. – Думаю, тебе было недостаточно больно.

Я удивляюсь собственной смелости. Как будто это была другая версия меня самой. Более сильная, более уверенная в себе.

Слышится женский плач. Это Ави. Она сидит напротив меня и ничего не делает. Хотя она даже не связана.

– Еще одно движение, и я вырву твою грязную душу из тела, князь Сладострастия.

В комнате раздается голос, такой сильный, будто он способен остановить время.

Марви. Это Марви. Я чувствую, что мое прошлое «я» испытывает облегчение при этом воспоминании. Что я его знаю. И в каком-то смысле ему доверяю.

– Отойди от нее! – Это последнее, что я слышу.

Архангел говорит это так, будто способен голосом разрушить миры. Будто я значу для него все.

…Серра все еще держит меня, когда сознание возвращается, я задыхаюсь, глотнув воды и кашляя. Она похлопывает меня по спине, постепенно я прихожу в себя. После чего твердо на нее смотрю.

– Это вырезал один мужчина, – говорю я, касаясь своей груди.

– Кто этот мужчина?

Я с сожалением качаю головой:

– Я не помню, но М… Мелех знает. Он был там. Он… меня спас.

Серра приподнимает брови:

– Значит, иногда он способен делать что-то правильное.

Я молчу, потому что в этот момент мне больше всего хочется заявить: «Он всегда все делает правильно». Но я не делаю этого, потому что он мой враг. Или нет. Потому что боюсь, что тогда задохнусь от охвативших меня чувств. От слез, которые прольются оттого, что все-таки есть на свете живое существо, которое сделало бы для меня все.

Стиснув зубы, я вспоминаю, зачем я здесь. Вспоминаю о том, кому я действительно верна и кого люблю. И прежде всего о том, что готовность архангела так много для меня сделать дает мне огромное преимущество. Если я буду вести себя достаточно умно, он расскажет мне, как попасть из Джараская в мир света. И тогда этот кошмар наконец может закончиться. Он должен закончиться.

У меня в сознании что-то возникает. Опять воспоминание? Будто я слышу пророчество, но не могу его понять. Почти как призыв из апокрифа. Есть ли что-то вроде апокрифов здесь, в мире света? Наверняка есть. Я это чувствую. Так что просто нужно попросить Марви предоставить мне к ним доступ. Может быть, я найду там что-нибудь полезное.

– Хочешь, я вымою тебе волосы? – спрашивает Серра и уже берет кусок мыла из деревянной миски на краю бассейна.

Я просто киваю и позволяю ей повернуть меня, положить пальцы на мой подбородок и откинуть голову назад.

Пока она промывает прядь за прядью, я ни о чем не думаю. Это совсем не пробуждает во мне тоску по детству, потому что у меня никогда не было матери, которая делала бы что-то подобное. Бо́льшую часть жизни я ходила со спутанными, немытыми волосами. Тем не менее какое-то чувство у меня возникает. Это своего рода тоска по чему-то, чего у меня никогда не было. По ощущению безопасности, которое для Авиелл всегда было само собой разумеющимся. У меня оно не возникало никогда. У меня была только Авиелл. И я воспринимала все, что она делала, как проявление привязанности. Но так ли было на самом деле? Тогда, когда она несколько раз говорила мне, чтобы я нашла себя? Было ли это на самом деле привязанностью, любовью и благими намерениями? Или за этим всегда стояло что-то еще?

Может быть, то, что рассказал мне Марви. Что я – Несущая свет. Но тогда почему Ави хотела, чтобы я от нее отдалилась? В этом нет никакого смысла, потому что теперь, похоже, самое важное для нее – привязать меня к себе.

– Вот и все, – шепчет Серра, прерывая мои мысли.

– Спасибо, – бормочу я, проводя рукой по своим шелковистым волосам. Я уверена, что они еще никогда не были такими мягкими.

Я поднимаюсь и собираюсь вылезти из воды по каменной лестнице, и тут позади меня раздается ее голос.

– Я должна тебе кое-что сказать, – начинает она. –