Кровавое забытье - Вела Рот

Глава 7

Селандин встала на цыпочки, но не могла разглядеть, что Трои делает за ширмой.

— Ты уверен, что я не нужна, чтобы…

— Нет.

— Шнуровка на твоей тунике…

— Шнурки у нас были и сто лет назад, Ваше Высочество.

— Ладно, соня. Но если ты появишься в растрепанном виде, — пригрозила она, размахивая щеткой для волос, — я обязательно пройдусь по тебе с головы до ног.

— Если ты правда этого хочешь, — раздался его низкий, порочный голос, — я предпочел бы быть раздетым.

Она швырнула щетку для волос, и та ударилась о ширму с глухим, неудовлетворительным стуком. Он рассмеялся.

— До бала меньше часа, — сказала она. — Нам некогда отвлекаться!

Все эти годы, казалось, сгустились у нее в груди, и если сегодня вечером что-то пойдет не так, она разобьется на осколки.

— Мы придем вовремя, Селандин.

Его обнадеживающий тон и то, как он произнес ее имя, успокоили ее бешено колотящийся пульс. Но эмоции, сжимавшие ее сердце, лишь все больше запутывались.

Еще не было слишком поздно отозвать Собирателя Даров. Они с Трои могли покинуть поместье, оставив некроманта ни с чем, кроме пустого дома.

И что тогда будет есть Селандин? Как она будет обеспечивать себя кровом? Как женщине, скрывающейся от Орденов Магов, эта награда была ее единственной надеждой пробиться в мире.

— Отпусти свои тревоги, — сказала Трои. — Ты можешь положиться на меня.

Он вышел из-за ширмы.

Воздух застрял у нее в легких. Брюки, которые она ушила, облегали его икры и бедра идеально, подчеркивая каждую мышцу, которую он успел нарастить. Его переделанная черно-золотая бархатная туника подчеркивала широкие плечи и золотисто-коричневую кожу. Он подстриг свою щетину, и топазовая серьга поблескивала в его мочке уха. Каждая деталь была совершенна. Знаменитый принц шагнул из легенд прямо в ее век.

— Селандин, — сказал он, его голос низкий с легкой хрипотцой, — ты выглядишь, как принцесса.

Она опустила глаза и разгладила платье, которое переделала для себя. Оно было глубокого фиолетово-черного цвета, как летнее ночное небо. На ней был также красивый вышитый брачный венец, ведь ее маскировка не была бы полной без этого символа, означающего ее статус его жены.

Она старалась не думать о том, кому принадлежали эти наряды, ибо было низко с ее стороны завидовать давно ушедшей принцессе. — Надеюсь, вид этих вещей на мне не заставляет тебя скучать по твоей жене.

— У меня никогда не было жены. Я не знаю, чьими наследственными реликвиями это было, но теперь они твои.

Она посмотрела на него.

— Разве на тебя не давили, чтобы ты женился и произвел наследников?

— Конечно. Я находил удобным как можно чаще быть на войне, где свахам-мамашам не удавалось подбрасывать мне своих дочерей.

Селандин рассмеялась. Она не могла винить его за нежелание связывать себя узами после того, как сама избегала второго замужества.

— Ты планировал остепениться после своей коронации, тогда?

Он поправил воротник с сожалеющим видом.

— Скажем так, опыт моих родителей не вселил в меня любовь к институту брака.

— Семейная политика — самая болезненная из всех.

— И тебе хорошо это известно.

— А что насчет клыкастых мамаш Ортроса? — спросила Селандин, прежде чем опомниться. — Неужели кто-то из них устроил тебе еретический брак?

— Гесперины не женятся, а вечная связь между бессмертными спутниками не может быть устроена. Она предопределена.

— Звучит зловеще. Как же тогда Геспера открывает вам эту судьбу?

— Зависимость.

Что-то в том, как он произнес это слово, пробежало неприятно-сладкой дрожью по спине Селандин. Было нетрудно представить, как можно пристраститься к укусу Гесперина.

— Ты узнаешь своего спутника по своей Тяги к его крови, — продолжил он. — Вечный голод, который может утолить только тот, кому суждено провести вечность рядом. Тебе не нужна другая кровь, смертная или бессмертная. Мы называем этого человека Благодатью.

— У тебя есть Благодать, ждущая, пока ты проснешься? — Она обнаружила, что думать об этом еще неприятнее, чем о жене.

Трои улыбнулся без веселья.

— Сомневаюсь, что я кандидат на такое благословение от Гесперы.

В этом мрачном заявлении было что-то глубоко, неожиданно печальное. Она знала, каково это, когда радости жизни навсегда недосягаемы.

— Мне жаль.

— И к лучшему. Если бы я был Одаренным, я бы умер в том Забытьи. Гесперин не может выжить без своей Благодати. Они умирают от разлуки.

— О. — Она содрогнулась. — Кажется, это высокая цена за любовь.

— У этого есть свои преимущества, — сказал он, с искоркой веселья в глазах. — Говорят, утоление зависимости — это ни с чем не сравнимый экстаз. Глубина магической связи усиливает наслаждение.

Внезапно ей стало жарко в платье.

— Так Гесперины все же практикуют мирские ритуалы наслаждения.

— Обещаю, я буду вести себя прилично на балу сегодня вечером.

— В этом я очень сомневаюсь.

Он сделал жест в свою сторону.

— Я подойду?

Она разгладила богатую вышивку на передней части его туники.

— Ты выглядишь идеально.

Он наклонил к ней ухо.

— Что это было? Я ослышался, или принцесса Паво дала мне свое одобрение?

— Пользуйся, пока можешь, Таурус.

Он поманил ее.

— Думаю, мне нужно, чтобы ты сказала это снова.

— Никогда. — Она отступила. — А теперь насчет маскировки Гесперина, которую ты мне обещал.

Он скрестил руки и оценил ее. Магия ласково коснулась ее, и она подавила дрожь.

— Должно сработать.

Она взяла бронзовое ручное зеркало и посмотрела на свое отражение.

— Я выгляжу точно так же!

— Я не иллюзионист, но все Гесперины могут накладывать заклятия вуали, которые тонко скрывают. Даже если кто-то, кто знаком с тобой, посмотрит прямо на тебя — не узнает.

Она уставилась на свои морщины вокруг глаз15 и седые волосы в зеркале. Она была старше него, а жизнь в храме состарила ее не по годам.

— Ты очень убедительно играешь принца, только что вернувшегося с войн, но никто не поверит, что я твоя новая невеста. Такие мужчины, как ты, женятся на юных девах.

Он подошел еще ближе к ней, его присутствие, его запах, подавляющие. Она вдохнула апельсин, нероли и дуб, а его темная магия окутала ее арканные чувства.

Он склонил голову к ней, медленно, давая ей достаточно времени, чтобы отстраниться.

Она подняла лицо к нему.

Он взял ее подбородок в свою руку и приник к ее губам. Он удерживал ее там, пока грубо раздвигал ее губы поцелуем и глубоко касался ее языком. Она могла бы вырваться из его осторожной хватки, но не сделала этого. Зеркало выскользнуло из ее рук на ковер. Она прижала ладони к его твердой груди и застыла,