Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

Он издали узнал ее и спрятался за группу деревьев. Она была еще прекраснее в своем удовлетворенном тщеславии. Но каково же было удивление капитана, когда он заметил, что его жена делала рукой знаки в ту и другую сторону.

– Она с ума сошла, – прошептал капитан.

Он следил за Мари глазами и вскоре заметил, что она очень развязно улыбалась молодому франту, ехавшему верхом. Виктория ехала шагом, и потому капитан в скором времени очутился у подножки.

– Довольны ли вы? – спросил он у жены.

– О да; я задыхалась в своей комнате; здесь я отдыхаю; садитесь со мной вместе.

Шарль Флерио не заставил просить себя вторично.

В течение нескольких минут он посматривал на все искоса, стараясь подметить, не продолжает ли она кланяться направо и налево; но она сидела спокойно в позе невинной девушки.

Капитан, не умевший ничего скрыть, спросил жену, почему она раскланивалась туда и сюда, будто со всеми знакома.

– О боже мой, я поклонилась двум кавалерам, которых где-то встречала прежде, может быть, у своего дяди.

Глава 5. Вторая неделя медового месяца

Капитан, по обыкновению, обвинил себя.

Прошло несколько дней; напрасно он уверял себя, что не имеет никакой причины ревновать, – ревность терзала его сердце, он вздыхал о том времени, когда его полк пошлют в провинцию, но сердился на самого себя за свою подозрительность.

Однажды портниха его жены приготовила ему сюрприз: счет на две тысячи семьсот франков за летние платья. Показав его Мари, капитан сказал ей, что подобная портниха не по их состоянию.

– Черт возьми, я не думал, чтоб стоило так дорого одеть добродетель.

Молодая женщина заплакала и спросила, не хочет ли он водить ее совершенно без платья; она жаловалась на недостатки во всем – у нее только четыре пары ботинок и восемь шляпок.

До сих пор капитан не подозревал о подобном мотовстве.

В казармах он был тверд, а дома уступчив; его гнев таял от любви; кроме того, едва возвышал он голос, как Мари бросалась ему на шею и обезоруживала.

– Тем хуже, – говорил он, – счастье стоит дорого; нужно платить за свое блаженство.

Они написали матери, представив картину издержек юного хозяйства. Мать, ничего не положившая в свадебную корзинку, прислала десять тысяч франков. К несчастью, этих денег достало лишь на уплату долгов.

– Я была бы совершенно счастлива, – сказала однажды жена капитану, – если бы ты позволил мне съездить в Трувиль; это ввело бы тебя в моду.

– В моду! Я солдат, а не франт.

– Разве можно жить летом в Париже?

– Ведь у тебя есть экипаж для прогулок в лесу.

– Кто же теперь ездит в лес?

– Ты знаешь, я уже брал отпуск и теперь не имею права просить новый.

– Скажи, что хочешь ехать на воды лечиться от ран.

– Удивляюсь тебе, ты не знаешь препятствий.

Госпожа Флерио готовилась обнять мужа.

– Ты, конечно, не откажешь мне?

Капитан отказал в первый раз, но, повторив просьбу, Мари восторжествовала. Условились ехать в Трувиль.

На другой день после приезда Шарль Флерио убедился в том, что сделал глупость; его жена, под предлогом необходимости носить льняную одежду, заказала себе целую груду костюмов для купания; по четыре на день, которые должны были заменяться новыми дважды в неделю. Из экономии отдали экипаж Бриону, но в Трувиле пришлось нанять другой, вдвое дороже.

Капитан опять написал матери, но обвинял не жену, а самого себя: придумал небывалые долги, будто бы сделанные до свадьбы; он надеялся скрыть их от матери, но теперь ясно видел, что из жалованья удовлетворить кредиторов не получится, и потому-то просил еще десять тысяч франков. Добрая женщина поверила, но, посылая деньги, предупредила сына, что при подобном образе жизни скоро исчезнет их небольшое состояние.

Капитан получил новый отпуск – на Трувиль – благодаря полковнику, который очень любил подчиненного и смотрел сквозь пальцы на его отлучки, говорил даже, что морской воздух ему полезен. С некоторого времени Шарля Флерио находили чрезвычайно бледным, но не подозревали, что истинные раны, подрывавшие его здоровье, были раны брака.

Глава 6. Прогулка в Гульгат

Шарль Флерио жил понедельно в Трувиле и Париже. Оп пришел бы в восхищение от этой рассеянной светской жизни, если бы самые печальные предчувствия не терзали его сердце. Некоторые люди страдают за будущее точно так, как другие терзаются прошедшим.

Прибыв однажды из Парижа днем ранее, он не застал жену дома; ему объявили, что она уехала на заре в своем экипаже.

– Одна? – спросил он.

– Да, одна в виктории; но ее сопровождали несколько кавалеров, отправившихся вместе с ней в Гульгат.

– Кавалеры! Какие кавалеры?

– Не знаю. Те самые, которые гуляли с ней у моря.

Взбешенный капитан побежал курить сигару на морском берегу.

Сигара хороший советчик; капитан пошел по дороге к Гульгату, будто обязался встретить жену; он шел скоро, подстрекаемый ревностью; он сделал четверть лье, пол-лье, лье, но не встретил Мари. Уже хотел повернуть назад, как на изгибе дороги приметил лошадь.

– Как! – вскричал он. – С моей женой мужчина!

Он пошел прямо к виктории, как будто на врага. Вскоре они встретились.

– Мой муж! – сказала молодая женщина своему спутнику.

Тот побледнел от испуга, ибо не был солдатом.

Он принадлежал к тем молодым людям, которые проматывают состояние на женщин и ездят на воды с целью поправить свои дела через брак: законная жена должна заплатить долги законной любовницы.

Спутником этим был Жорж Гариссон, сын провинциального банкира. Триста тысяч франков, промотанных в три года, дали ему право убежища в полусвете; видя истощение кошелька, он отправился в Трувиль, питая безумную надежду соблазнить богатую невесту своим искусством ездить верхом, плавать и наряжаться по моде. В ожидании этого счастья он вел в виктории почти преступный разговор с госпожой Флерио.

Жорж Гариссон побледнел при виде капитана, но госпожа Флерио сохранила свой невинно-спокойный вид.

– Что вам угодно здесь? – спросил капитан молодого человека.

Последний не был трусом и, без сомнения, отвечал бы с достоинством, но молодая женщина с самым безыскусным видом сказала своему мужу:

– Мой друг, это мой кузен.

Это был третий кузен.

– Уж не много ли кузенов! – воскликнул капитан.

Жорж Гариссон вышел из виктории.

– Я уступаю вам место.

– Вы уступаете мне место! – сказал Шарль Флерио, подняв вверх свою перчатку.

– Понимаю, – отвечал молодой человек, – вот моя карточка.

Капитан взял карточку и, садясь в викторию, бросил ее к ногам жены.

– Пошел скорее! – крикнул он кучеру.

Потом, обратясь к молодой женщине, сказал:

– Потрудитесь-ка объяснить мне