Двор Ледяных Сердец - Элис Нокс

Сапоги. Стояли у кровати. Натянула их, зашнуровала кое-как.

Плащ. Висел на крючке у двери. Подарок Морфроста.

Рюкзак. Лежал в углу, там, где я его бросила.

Схватила его, открыла. Фотоаппарат. Он всё ещё был там, обёрнутый в мягкую ткань, целый и невредимый. Я провела пальцами по корпусу – единственная вещь из дома, что осталась.

Всё.

Больше ничего не нужно.

Я не хотела брать ничего, что напоминало бы об этом месте. О нём.

Накинула рюкзак на плечо, поправила уцелевшую лямки и выскользнула из комнаты.

Коридоры всё ещё были пусты. Слуги, видимо, ещё не проснулись, или занимались делами в других частях дворца. Хорошо. Никто не остановит, не спросит, куда я иду.

Я бежала – быстро, но тихо, стараясь не стучать сапогами по камню. Петляла по коридорам, спускалась по лестницам, пробиралась через залы.

Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно на весь дворец.

Наконец добралась. Тяжёлая дубовая дверь, обитая железом. За ней – двор, конюшни, а дальше – лес.

Свобода.

Толкнула дверь. Она подалась со скрипом, пропуская внутрь порыв теплого воздуха и кружащие лепестки цветов.

Лис уже ждал.

Он стоял у ворот, держа под уздцы двух лошадей – обе оседланы, готовы к дороге. Увидев меня, он кивнул коротко.

– Вовремя. Молодец. – Подвёл ко мне гнедую кобылу. – Садись. Быстро.

Я схватилась за седло, вставила ногу в стремя и с трудом забралась наверх. Руки всё ещё дрожали. Взяла поводья, сжала их так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Лис вскочил на своего жеребца легко, одним движением, развернул его к воротам.

– Поехали.

Я пришпорила кобылу.

И мы помчались.

Прочь от дворца.

Прочь от боли.

Прочь от него.

Копыта стучали по зеленой траве, ветер бил в лицо, жёг щёки, сдувал слёзы, что всё ещё текли.

Но я не оглядывалась.

Ни разу.

Потому что оглядываться было не на что.

Меня ничего не держало.

Ничего.

И мне нужно было уйти.

Пока сердце окончательно не разбилось.

***

Мы ехали долго.

Сквозь мёртвые земли, что простирались вокруг, бесконечные и безмолвные.

Сначала весна ещё пыталась цепляться за жизнь – деревья стояли голыми, но в их ветвях чувствовалось ожидание. Земля была влажной, мокрой от талого снега, и кое-где сквозь грязь проступали первые робкие ростки. Воздух пах талой водой, мокрой корой и чем-то зелёным, просыпающимся.

Но чем дальше мы уходили от границ весеннего двора, тем больше мир вокруг погружался в безмолвие.

Деревья становились ниже, искривлённее. Ветви – чёрными, голыми, словно обугленными. Появился снег, сначала тонкими пятнами, потом всё гуще, плотнее, холоднее. Он больше не таял. Он лежал, как саван, укрывая всё живое, душил его под своей тяжестью.

Мы въехали в пограничье.

Место, где весна не доходила. Где время застыло, как вода в проруби, и ждало – чего-то, кого-то, неизвестно.

Здесь не было птиц. Не было зверей. Даже ветер, что гнал нас вперёд, казалось, боялся задержаться слишком долго. Он свистел между стволами – тонко, жалобно, словно плакал по тем, кто когда-то здесь жил и больше не вернётся.

Я ехала, и с каждым ударом копыт мир становился всё более мёртвым.

Лес превратился в кладбище.

Деревья стояли, как скелеты – чёрные, изломанные, с ветвями, что тянулись к небу, точно просили пощады. Кора отслаивалась лохмотьями, обнажая мёртвую древесину. Корни торчали из-под снега, как кости, выброшенные из могилы.

Снег здесь был не белым. Он был серым, грязным, с вкраплениями чего-то тёмного – пепла? золы? – будто небо когда-то горело и осыпалось на землю хлопьями смерти.

Холод здесь был другим.

Не таким, как во владения Морфроста – чистым, острым, обжигающим. Нет. Этот холод был гнилым. Он проникал под кожу медленно, методично, въедался в кости и оставался там, тяжёлым грузом, что тянул вниз, на дно, под лёд, под землю.

Я дышала – и воздух резал лёгкие, словно я вдыхала осколки стекла.

Каждый вдох был болью. Каждый выдох – облаком пара, что сразу же замерзал в воздухе и оседал инеем на губах, на ресницах.

Кобыла подо мной дрожала. Её бока вздымались и опускались тяжело, судорожно. Из ноздрей валил густой пар. Копыта проваливались в снег, и она спотыкалась, но шла. Шла, потому что я не давала ей остановиться.

Потому что если остановлюсь – всё рухнет.

Боль. Непонимание. Та картина.

Он целует её.

Руки на её талии. Губы на её губах. Глаза закрыты, будто он наслаждается этим. Будто она – это то, чего он ждал всю жизнь.

А я?

Жалкая смертная.

Слова стучали в висках, пульсировали в такт ударам копыт, резонировали в груди, где вместо сердца была рана – рваная, кровоточащая, зияющая.

Я думала, что после всех меток, после всей боли, которую я пережила, ничто уже не сможет ранить меня так глубоко.

Я ошибалась.

Потому что метки – это была физическая боль. Она обжигала, царапала, впивалась, но она проходила.

А это?

Это было как если бы кто-то взял моё сердце, положил его на ладонь и медленно, не спеша, сжал пальцы.

И я чувствовала, как оно лопается. Как из него вытекает что-то тёплое, живое, настоящее. Как на его месте остаётся пустота – холодная, тёмная, голодная.

Слёзы текли по щекам. Я не вытирала их. Они замерзали на коже, превращаясь в ледяные дорожки, и каждая жгла сильнее, чем огонь.

Ветер бил в лицо, сдувал волосы, хлестал по глазам. Я зажмурилась, но картина всё равно была там, под веками – яркая, чёткая, невыносимая.

– Элиза.

Голос Лиса вырвал меня из забытья.

Я подняла голову, моргнула, прогоняя ледяные слёзы.

Он остановился впереди, развернул жеребца ко мне. Лицо его было напряжённым, бледным. Глаза – янтарные, яркие на фоне мёртвого леса – смотрели на меня с чем-то похожим на беспокойство.

– Слезай, – сказал он негромко. – Нам нужен привал.

Я хотела возразить. Сказать, что нужно ехать дальше. Что погоня может быть уже за нами. Что каждая потерянная минута – это ещё один шанс для Верены найти нас.

Но когда открыла рот, голоса не было.

Горло было сухим, обожжённым холодным воздухом. Губы потрескались. Я не могла говорить.

Я просто кивнула.

Лис спешился – лёгким, плавным движением, словно его тело не знало усталости. Привязал жеребца к ближайшему мёртвому стволу, подошёл ко мне.

Я попыталась сползти с седла.

Ноги не слушались.

Они были не моими. Чужими. Ватными. Я не чувствовала их ниже колен – только тупую, ноющую боль, что разливалась от бёдер до пяток.

Я оттолкнулась от седла,