Секретная невеста - Катарина Маура

Из дома доносится тихая баллада, и я улыбаюсь, услышав ужасное пение отца, доносящееся из кухни. Мне даже не нужно заходить в комнату, чтобы знать, что я там увижу: мама и папа танцуют среди кастрюль и сковородок, вероятно, испачканные в муке или соусе.

Я замираю в дверном проеме, услышав мамин смех, и на мгновение просто наблюдаю за ними. Глядя на них, я понимаю, почему отец всегда настаивает на том, чтобы я жила полной жизнью и создавала воспоминания. Они с мамой делают это каждый день.

Папа кружит маму, ее алое платье плавно развевается вокруг нее, а она улыбается так широко, что у нее морщится носик — это всегда было чертовски мило. В ее глазах искрится счастье, и папа смотрит на нее так же, как и десять лет назад. Именно поэтому я ушла от Лекса. Потому что ищу такую любовь. Но если я так уверена в своем решении, почему внутри все равно гложет разочарование, а во рту привкус горечи?

Музыка стихает, и мама, все еще в папиных объятиях, вдруг хмурится.

— Нам нужно рассказать Райе, что сегодня произошло с компанией, — говорит она, в ее голосе слышится мучительное сомнение. — Ты понимаешь это, да?

Папа сильнее прижимает ее к себе, его голос становится едва слышным:

— Я не могу, — шепчет он. — Я не готов, Мира. Все, что я строил, должно было однажды стать ее… а теперь…

Мама приподнимается на носочках и бережно берет его лицо в ладони.

— Я не хочу этого, но, возможно, нам стоит рассмотреть предложение о слиянии. Если ничего другого не остается, хотя бы обсудить его с Райей.

Лицо отца напрягается, и он резко отшатывается.

— Как ты вообще можешь об этом думать? — в его голосе звучит недоверие, даже отвращение. Он отворачивается, но внезапно застывает, увидев меня в дверях.

— Что происходит? — спрашиваю я, удивляясь, как спокойно прозвучал мой голос. Я уже давно догадывалась, что у компании проблемы, и ждала, когда они, наконец, мне расскажут. Но слияние? Это новость.

Когда я вхожу в кухню, лицо отца мрачнеет. Это человек, внушающий уважение одним лишь своим присутствием, всегда уверенный, непоколебимый. Я никогда не видела его таким — растерянным, сломленным.

— Райя, — мама смотрит на меня, ее голос срывается. — Присядь. Нам нужно кое-что сказать тебе.

Я неуверенно киваю, ощущая внезапную тревогу. Внутренний голос шепчет, что мне стоит приготовиться. Слова, которые сейчас прозвучат, — те самые, которых я боялась услышать. Долгое время я жила в мире самообмана, будто наши финансовые трудности не настоящие, пока родители не произнесли их вслух.

— Райя… — отец произносит мое имя мягко, почти нежно. В его голубых глазах я вижу то, чего не замечала раньше: страх, смирение… и, хуже всего, вину. — Я больше не могу от тебя этого скрывать.

Он закрывает глаза и тяжело, прерывисто вздыхает. У меня перехватывает дыхание.

— Скрывать что? — мой голос звучит осторожно, умиротворяюще. Мне хочется сказать, что я уже знаю. Снять с них груз, избавить от необходимости произносить эти слова. Но тогда они лишь сильнее расстроятся, осознав, что я давно в курсе.

Отец отводит взгляд, словно не может заставить себя посмотреть мне в глаза.

— Компания в беде, Райя. — Он замолкает, давая мне время осознать сказанное.

Мама кивает.

— С учетом того, куда движется экономика, до банкротства рукой подать, — добавляет она. — Мы сделали все возможное, исчерпали все контакты. Единственный выход — слияние. Но оно… нестандартное.

— Нестандартное в каком смысле? — мой голос, обычно твердый, дрожит. Она что-то недоговаривает, и это совсем не похоже на мою мать. Даже в детстве она никогда не пыталась смягчить реальность, преподнося ее сладкими словами.

Отец бросает на нее взгляд, которого я не могу разобрать, и качает головой.

— Это не имеет значения, ангел, — говорит он. — Я не собираюсь этого рассматривать. Я уже начал процесс подачи документов на банкротство. Прости меня, Райя.

Голос отца срывается, и он отворачивается, но не раньше, чем я успеваю уловить боль в его глазах.

— Это не то наследие, которое я хотел оставить тебе. Всегда думал, что ты продолжишь мое дело, что мы будем работать вместе, пока я не поседею и не состарюсь, а даже тогда ты позволишь мне чем-то помогать, хоть бы и дряхлыми руками. Эта компания… она должна была быть твоей однажды. Но я… Я подвел тебя, Райя. Подвел тебя и твою мать, и нет слов, которыми я мог бы выразить, как мне жаль.

Он поднимает голову, и в его глазах отражается сердечная боль.

— Я должен был сказать тебе раньше, но, наверное, часть меня надеялась, что я найду выход. Что смогу нас спасти.

Отец опускает голову, и я протягиваю руку, крепко сжимая его ладонь.

— Это слияние… — произношу я осторожно. — Оно спасло бы нас от банкротства?

Глаза отца расширяются, в их глубине вспыхивает сомнение, даже отвращение.

— Слияние требует цены, которую я не готов платить.

Он вынимает руку из моей и скрещивает руки на груди, его выражение становится жестче.

— Это не ответ, — парирую я, используя против них же их же методы. Всю жизнь они учили меня честности и никогда не позволяли уходить от прямых ответов. Взамен они всегда отвечали мне тем же. До сегодняшнего дня.

Отец пристально смотрит на меня, и в его взгляде читается гордость — как всегда в таких моментах, даже если я ничего особенного не сделала.

— Ты слишком проницательная для своего же блага, — говорит он тихо, с нотками печали.

— Мама, — шепчу я, голос срывается. — Скажи мне правду.

Она медлит, опускает глаза, словно собирается с духом.

— Да, Райя. Оно спасло бы нас. Но одним из условий слияния является… брак по договоренности. Тебе придется выйти замуж за наследника компании, которая нас приобретает. Они, как и мы, — семейный бизнес. И это условие они не намерены пересматривать.

— И это условие, с которым я никогда не соглашусь, — жестко отрезает отец. — Лучше я объявлю о банкротстве, чем… чем… продам свою собственную дочь. Этого не будет.

Я на мгновение теряю дар речи, но