Бойфренд в наследство - Линдси Левитт

– Да. Когда дедушка умер… – мой голос сорвался: я впервые произнесла это слово вслух, – он оставил мне кое-что. Включая этот конверт, с инструкцией передать его тебе лично, из рук в руки.

Дакс положил листок на колени, но не стал читать его сразу.

– Интересно почему? – спросил он.

– Что почему?

– Почему он написал мне?

– Мне тоже хотелось бы это понять. – Я вытерла потные ладони о юбку.

Почему мне стало так жарко? Виктору Крэнстону нужно тратить меньше денег на обогрев этого здания, а больше – на цветочные композиции.

– С того дня, когда дедушка умер, мне многое стало казаться бессмысленным.

– Прими еще раз мои соболезнования. Я искренне сожалею о его кончине, – и Дакс действительно сожалел.

– Ты соболезнуешь и извиняешься уже в десятый раз, – сказала я.

– Больше не жди.

Я закатила глаза, но не смогла сдержать улыбки. Дакс поджал губы:

– Все равно не понимаю. Я даже не был знаком с твоим дедом. С чего бы ему что-то мне писать?

– Прочитай и узнаешь.

Дакс опустил глаза на письмо:

– Тут написано, чтобы я прочел, когда буду один.

– В моем было сказано то же самое.

Дакс вскинул взгляд на меня:

– Здесь особо оговаривается, чтобы я прочитал его без тебя.

«Эта странная загадка никогда не разрешится…» Я погрозила кулаком потолку:

– Дедушка Джим! Я собью тебя с твоего облака!

– Да ладно, сиди. Только я прочитаю письмо про себя.

Пока Дакс пробегал глазами письмо, он все больше хмурился и стал выглядеть гораздо старше, словно в морщинках у переносицы собралась вся мудрость и печаль этого мира. Наконец он сложил листок бумаги втрое и засунул его в задний карман так, будто я передала ему всего лишь инструкцию «Как добраться до ресторана IHOP».

– Ну что ж, – Дакс отряхнул свои наштанники. – Теперь все прояснилось.

– Прояснилось? Для тебя? А вот мне не ясно, почему я сижу в готической свадебной часовне рядом с несуразно красивым ковбоем, читающим тайное послание от моего покойного дедушки.

– Несуразно красивым?

– Я хотела сказать «нелепым».

Красавчики под стать кинозвездам никогда не вызывали у меня интереса. Не то чтобы Дакс был красив как киношный герой. Да мне вообще без разницы, к какой категории красавчиков он относится.

В коридоре кто-то кашлянул.

– Прячемся! – Дакс перепрыгнул через стулья и выключил свет, каким-то образом умудрившись увлечь за собой и меня. Мы забились в угол, а кашель стал громче и ближе. Кто-то распахнул дверь, но не стал вглядываться в темноту и, похоже, нас не заметил. Дверь закрылась, но я успела натерпеться страха. Я видела Виктора Крэнстона только раз, но вряд ли такой жуткий надсадный кашель мучает ту женщину из приемной.

А вдруг Крэнстон все-таки заметил меня? Что тогда? Я не сделала ничего плохого. Да, мне бы не хотелось, чтобы семья узнала о нашей встрече с Даксом – но ведь из-за этого мое нахождение здесь не стало ужасным проступком, верно?

Мы сползли по стене в темной комнате. Рука Дакса оказалась на моем колене, но я сделала вид, будто не ощутила ее веса, не почувствовала мозолей на его ладони. До прихода в часовню Крэнстонов я успела переодеться: натянула черную рабочую юбку и надела ботинки на босу ногу. За отсутствием колготок я в буквальном смысле ощутила своей кожей кожу Дакса. Ко мне прикасались многие парни, но я не помню, чтобы чье-то прикосновение нашло в моем теле подобный физический отклик. Как будто Дакс щелкнул переключателем в сенсорном центре моего мозга – и все подкожные нервные волокна в области коленной чашечки разом возбудились.

– Думаю, это был мой дедуля.

– Ему нужно принять что-нибудь от простуды, – сказала я, не придумав ничего лучше.

– У деда не простуда. У него эмфизема легких, и кто знает, что там еще. Он уже давно не заботится о своем здоровье.

Мне показалось несправедливым, что человек, так издевающийся над своим организмом, все еще был жив, а мой с виду здоровый дедушка Джим уже умер. Но каким-то чудом я смолчала.

– Перед тем как ты уйдешь, я должен спросить тебя кое о чем, – заявил Дакс.

– О чем?

– Это относится к делу. Поверь мне. Так вот… что ты думаешь о браке? Твое мнение?

– Мое мнение о браке? Кто же задает такие вопросы? Ты такой странный.

– А ты такая… прямолинейная, – усмехнулся Дакс; его рука все еще лежала на моей ноге, и надколенная чашечка грозила взорваться. – Ответь. Мой вопрос связан с тем, что написал в письме твой дед.

Это точно не тот вопрос, которого я ждала. Включившийся обогреватель всколыхнул концы банданы. Сколько мальчишек отважились бы надеть такой головной убор? И скольким бы он пошел? Глядя, как искусственный ветерок теребит бандану Дакса, я задумалась над его вопросом. Быть может, из-за его неожиданного дружелюбия, а может, из-за адреналина и темноты, но я решила быть предельно честной с почти незнакомым парнем.

В общем, этот Сумеречный придел… он «завел» меня эмоционально.

– Ладно. О браке, значит. Я люблю свою работу. Я люблю нашу часовню больше любого места в мире. Устраивать чью-то свадьбу, быть сопричастной к появлению новой семьи – это сродни радости от появления на свет ребенка при легких безболезненных родах. Мне нравится видеть радость и надежду на лицах новобрачных и думать, что этот день запомнится им навсегда, что бы ни случилось потом.

– Ты говоришь сейчас о свадьбе. А я спросил тебя о браке.

Я затеребила маленькую серебряную скобочку в левой брови. На самом деле, я никогда не задумывалась о разнице между свадьбой и браком. Слишком серьезные и глубокие размышления о том, чем может обернуться брак и что произойдет с супругами по прошествии времени, грозили омрачить мою работу. И я старалась не вдаваться в них.

– Брак… это другое. Дедушка Джим был женат четыре раза. Мои родители в этом году развелись. Люди женятся, но что будет с их союзом потом, никому не известно. И, честно говоря, я не знаю, что чувствую и думаю по поводу этого «потом» после «долго и счастливо».

– То есть ты сомневаешься в пользе и необходимости брака, но любишь часовню. Почему?

Почему-почему… Потому что это единственная постоянная в моей жизни. То, что остается в ней неизменным. Вегас ежедневно трансформировался и в процессе своего обновления становился для меня все менее знакомым и все более чужим. Мне необходимо знать, что хотя бы одно место – моя часовня – выдержит испытание временем, устоит и останется нужной людям, невзирая на их разводы и смерти.