Двор Ледяных Сердец - Элис Нокс

Он замолчал, челюсть напряглась.

– Она закрыла его собой, – прошептал он, и в голосе прорвалась боль, сырая и живая. – Моя младшая сестрёнка. Та, кого я любил больше жизни. Кого растил. О ком заботился. Она выбрала его. Встала между нами. Приняла стрелу на себя.

Он шагнул вперёд, и голос его задрожал от ярости.

– Он украл её у меня. Принцессу Летнего двора. С магией, несовместимой с зимой. – Оберон посмотрел мне в глаза. – Ты знаешь, как действует магия других дворов на нас? Мы становимся слабыми. Уязвимыми. Поэтому мы никогда не посещаем чужие дворы. За редким исключением. Даже день, проведённый вне своего двора, причиняет боль.

Он сделал ещё шаг, пламя разрасталось вокруг него.

– А она жила с ним постоянно. Годами. В его ледяном дворце. Она умирала каждый день. Медленно. Мучительно. Её магия гасла. Её сила таяла. И он знал. Видел, как она угасает. Но не отпускал. – Голос его стал громче, яростнее. – Он держал её там. В холоде. В боли. Пока она не стала тенью самой себя.

Оберон остановился, и тишина была оглушительной.

– И когда я пришёл забрать её – освободить от него – она встала на его защиту. Умерла за него. – Он сжал зубы. – Это он виноват в её смерти. Не я. Он украл её. Он медленно убивал её. Он заставил её сделать этот выбор.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

– А теперь я заберу у него то, что он ценит. Так же, как он забрал у меня.

Его взгляд стал жёстче, холоднее – несмотря на весь огонь в нём.

– Ты станешь моим трофеем, и его это уязвит. Я предвкушаю, как он будет гореть в своей ледяной ярости, зная, что ты принадлежишь мне. Что я делаю с тобой всё, что захочу. – Он наклонил голову набок, изучая меня. – Скажи, малышка, ты успела разделить с ним ложе? Надеюсь, что да. – Улыбка стала шире, хищнее. – Тогда ему будет ещё больнее.

Желудок свело от отвращения.

– Ты больной ублюдок.

– Возможно, – согласился он легко, – но это не меняет ситуацию.

Он сделал ещё шаг, и солдаты за его спиной двинулись вперёд синхронно, замыкая кольцо.

– Ты будешь заперта в моём гареме, если будешь покладистой. – Пауза. Улыбка стала острее. – А если нет… Темница. Цепи. Я очень терпелив, малышка. Могу ждать годами, пока ты не сломаешься.

– Никогда, – прошипела я.

– Посмотрим.

Лис шагнул вперёд, загораживая меня собой.

– Оберон, я последний раз говорю – отойди!

Оберон даже не посмотрел на него.

– Заткнись, раб. Взрослые разговаривают.

Я медленно, незаметно, скользнула рукой к лямке рюкзака. Он всё ещё висел на моём плече, оттягивая тяжестью. Я потянула его вниз, на одну руку.

Оберон проследил за движением взглядом и ухмыльнулся.

– Что там у тебя? Человеческие штучки? Они тебе не помогут, малышка.

Я расстегнула рюкзак – быстро, не отрывая взгляда от него. Рука нырнула внутрь. Пустая бутылка. Пара обёрток от шоколадок. Носок. Блокнот. И на самом дне – что-то острое, рассыпчатое. Соль. Остатки из пакета. Я зачерпнула горсть – ладонь наполнилась белыми кристаллами.

Оберон сделал ещё шаг, протянул руку ко мне.

– Пойдём, Элли. Не усложняй.

Я разжала пальцы и швырнула соль ему в лицо.

Он вскрикнул – резко, яростно – отшатнулся, закрыл глаза рукой. Соль шипела на его коже, слабо, почти незаметно, но он морщился, словно это причиняло боль.

– Сука! – прорычал он.

Я метнулась назад, к порталу, но солдаты уже двигались, окружали. Рука снова нырнула в рюкзак. Фотоаппарат. Холодный, тяжёлый, знакомый. Я выхватила его, подняла.

Оберон открыл глаза – красные, слезящиеся, полные ярости.

– Что это? – прорычал он, глядя на камеру.

Я нажала на кнопку.

ВСПЫШКА.

Свет взорвался – ярче солнца, ослепительный, белый. Оберон заорал. Не вскрикнул. Не застонал. Заорал – словно его заживо сжигали. Звук разорвал воздух, прокатился по мёртвым землям эхом. Он упал на колени, закрыл лицо руками, и я увидела – кожа на его щеках дымилась, пузырилась, будто от ожога.

Солдаты дрогнули, на секунду замерли.

– Элиза, сюда! – заорал Лис.

Я рванула к нему. Оберон взмахнул рукой – слепо, яростно. Волна жара ударила в меня, швырнула вбок. Фотоаппарат вылетел из рук, упал на камни, раскололся с хрустом. Я рухнула на землю, ободрав ладони.

Лис метнулся ко мне, схватил за руку, рванул на ноги.

– Держись за меня! Сейчас!

Я вцепилась в его плечо. Воздух вокруг нас задрожал, замерцал серебристым светом, что начала окутывать нас обоих. Телепортация.

Оберон поднял голову – лицо искажено яростью, глаза горят золотым пламенем.

– НЕ СМЕЕШЬ!

Он ударил ладонью по земле, и мир взорвался.

Мы с Лисом рванулись вперёд – в никуда, в мерцающую пустоту телепортации – и врезались. В стену. Невидимую. Твёрдую. Непроницаемую.

Удар выбил воздух из лёгких. Я отлетела назад, упала на спину. Лис рухнул рядом, закашлялся. Серебристый свет погас.

Оберон медленно поднялся на ноги. Кожа на его лице уже заживала – розовая, новая, но шрамы ещё виднелись. Он улыбнулся – страшно, безумно.

– Думал, сможешь сбежать, Лис? Я подготовился. – Он поднял руку, и золотой барьер вспыхнул вокруг нас – купол, прозрачный, мерцающий рунами. – На этот раз никто никуда не телепортируется.

Он посмотрел на меня.

– Ты моя, Элли. И на этот раз никто тебя не спасёт.

***

Я лежала на земле, пытаясь отдышаться. Рёбра болели так, словно их сжали в тисках. Ладони саднили, содраны до крови. Во рту был привкус пепла, горький и удушливый.

Золотой барьер мерцал над нами – купол, сотканный из рун и пламени, пульсирующий, живой. Я видела, как по его поверхности бегут символы, светятся, дышат магией Оберона.

Оберон шёл к нам. Медленно. Шаг за шагом. Неторопливо, словно у него было всё время мира. Он не спешил. Зачем? Мы были заперты. Некуда бежать.

Лис поднялся первым – резко, с хищной грацией. Выхватил кинжал из ножен на бедре. Лезвие изогнутое, длинное, серебристое, отражало золотой свет барьера. Он встал передо мной, закрыл собой, и я почувствовала напряжение каждой его мышцы.

– Не подходи, – прорычал он, и в голосе его была едва сдерживаемая ярость.

Оберон остановился. Ухмыльнулся. Скрестил руки на груди, и солнечный свет, что исходил от его доспеха, отбрасывал длинные тени на мёртвую землю.

– Или что, раб? – Голос его был мягким, почти ласковым, но в нём звучала насмешка, холодная и режущая. – Укусишь меня? Поцарапаешь? – Он наклонил голову