Моя идеальная ошибка - Оливия Хейл

— О.

Его взгляд падает на мои губы, отчего в животе затягивается тугой узел.

— Алек, — произношу я. — Спас...

Но внезапно он смотрит поверх моего плеча, вновь закрываясь под знакомую маску. Становясь похожим на контролирующего каждую деталь и равнодушного мужчину.

— Сестра сейчас тебя уведет.

Конни появляется, как ураган. Сияет так, что счастье даже отражается в зеленых глазах. Каштановые волосы собраны в шиньон, а темно-синее платье сидит как влитое.

— Изабель! Я не заметила, как ты пришла, — она выдергивает меня из рук Алека и заключает в объятия. — Как мило, что ты танцевала с моим братом.

— Я вообще-то все еще здесь, — сухо замечает Алек.

Конни бросает ему лукавую усмешку.

— И я очень ценю, что ты пришел. Кстати, я пригласила кое-кого из Брэнсонов. Можешь обсудить предстоящее слияние.

Он приподнимает бровь.

— Ты хочешь, чтобы я работал?

— Чтобы повеселился, — поправляет она, — и я знаю, что именно это приносит тебе больше всего удовольствия. Пойдем, Изабель. Познакомлю тебя со всеми. У Габриэля тонна горячих братьев.

Она утаскивает меня прочь. Алек смотрит нам вслед, а губы снова сжаты в знакомую тонкую линию. Интересно, о чем он думает. Мне всегда это интересно...

Но все так же далека от ответа.

Конни действительно знакомит меня с людьми. С большим количеством. Я искренне ценю ее усилия, даже если голова начинает кружиться уже после четвертого знакомства. Мы обе знаем, что мой круг общения всегда был узким. Как и у нее. Мы всегда были сосредоточены на карьере, и почти все выходные проводили вдвоем, занимаясь йогой или смотря фильмы. Никаких сверкающих вечеринок или бокалов шампанского.

А у меня уже пятый. Или шестой?

Сбилась со счета. Но точно знаю одно: мне нравится. Если это и есть «нормальная» жизнь, теперь она начинает казаться вполне логичной. Наверное, хорошо, что я так рано влюбилась в балет, иначе бы вряд ли смогла ему предаться.

— Ты великолепна, — говорит мужчина. Чей-то двоюродный или, может, родной брат, слишком широко улыбается, явно давая понять, что переборщил с алкоголем. — Тебе уже говорили об этом?

Я вежливо смеюсь, отступая на шаг.

— Пару раз.

— Ну, считай меня третьим или четвертым, — подмигивает он.

Ладно.

Пожалуй, пора на свежий воздух.

Я извиняюсь и ускользаю из компании — и от слишком разговорчивого джентльмена — и оглядываюсь в поисках террасы. Где-то она была... вот же. Табличка. Быстро пробираюсь через зал на низких, но все же непривычных каблуках. Я носила либо кроссовки, либо пуанты.

Холодный воздух окутывает, когда я открываю дверь. Уже ночь, но Нью-Йорк никогда не спит. Я выхожу на террасу и глубоко вдыхаю. Воздух пахнет дождем и осенью.

Обхватив себя руками, вдыхаю снова. И снова. Голова слегка кружится, а в груди ощущается тяжесть.

Не стоило столько пить.

Хотя теперь об этом не стоит переживать. Как и о графике сна, выверенном до минуты, или о растяжке. У меня больше нет цели.

Я не вписываюсь. Ни в сверкающий мир Конни... ни в какой-либо другой. Единственный мир, который по-настоящему любила, захлопнул передо мной дверь. Запер ее.

И выбросил ключ.

— Вот ты где! Я видел, как ты ускользнула.

Сглатывая мерзкое чувство, я оборачиваюсь и, конечно же, всего в паре шагов замечаю того самого льстеца.

— Нужно было на воздух.

— Понимаю, — отвечает он, приближаясь. — Слышал, ты танцовщица. Это правда, детка?

Мои губы от отвращении изгибаются. Кто вообще использует «детка», желая познакомиться? Младшая сестра показала бы ему средний палец без всяких колебаний.

Я стараюсь вызвать в себе хоть тень ее дерзости.

— Прости, но я не заинтересована.

Его брови изгибаются в недоумении.

— Заинтересована в чем? В простом разговоре? Не будь...

Дверь за его спиной открывается и на террасу выходит Алек. Лицо его жесткое, застывшее в холодной ярости. Это делает мужчину старше и пугающе чужим, каким никогда его не видела.

Алек подходит ко мне.

— Она со мной, — арктически холодно и резко бросает он резко.

Наши плечи касаются. Алек становится ко мне ближе, чем встал бы «просто друг».

Мужчина бормочет что-то слабо похожее на извинения, и быстро уходит. Дверь за ним мягко закрывается.

Я медленно выдыхаю.

— Он...

— Да, — говорит Алек. Он немного отступает, но глаза остаются прикованы ко мне. — Я видел, как он пошел за тобой. Ты в порядке?

— Да, спасибо, — благодарю я. — Наверное, стоило бы сказать что-то вроде «я бы и сама справилась», но я правда это ценю.

Его взгляд теплеет, и прижатые к бокам кулаки медленно расслабляются.

— Понимаю. Он перешел границы.

Я обхватываю себя руками.

— Он назвал меня «деткой». Вот откуда мужчины берут такую уверенность?

Тепло в его взгляде мгновенно гаснет.

— Что он сказал?

— И начал с фразы «слышал, ты танцовщица». Фу.

Не сосчитать, сколько раз я уже это слышала от друзей друзей, от парней моего брата, от людей из родного края. Как будто «танцовщица» — это кодовое слово для чего-то совсем другого.

Алек скрещивает руки на груди. По скулам растекается еле заметный румянец и становится интересно, пил ли он. Интересно, бывает ли, что Алек позволяет себе выпить настолько много, что теряет контроль.

— Ты привлекла много взглядов, — тихо говорит он. — Жаль, что не все знают, как себя вести.

Я качаю головой и отхожу к перилам. Тяжело смотреть на него, когда я такая. Теплая внутри и холодная снаружи; в животе расплывается жар от шампанского, голова кружится, а перед глазами туман.

Он присоединяется ко мне, вставая рядом. Мы смотрим на горизонт, окруженный огнями Нью-Йорка.

Грусть окутывает. Преследующая меня каждый день последние недели с того самого дня в балетной студии. Слышал, ты танцовщица. Ну, ты ошибся. Потому что это больше не так. И вряд ли когда-либо снова стану танцевать.

Этот мир исчез.

Первая слеза скатывается по щеке бесшумно, как вор в ночи. Ее не слышно. Но Алек, конечно, замечает. Он всегда все замечает. Не произносит ни слова, но я чувствую его присутствие. Тихое и твердое.

— Эй, — тихо говорит он. — Я могу выгнать его отсюда. Это поможет тебе чувствовать себя лучше? Он навсегда исчезнет.

От такого предложении я тихо смеюсь.

— Нет, нет. Спасибо. Но дело не в нем. Я просто... думаю о балете.

Алек колеблется пару секунд, но все же кладет ладонь мне на плечо.

— Расскажи, — шепчет он.

— Танцы были моей мечтой. Тем, ради чего я работала. Так отчаянно хотела стать прима-балериной. До сих пор хочу, и понимаю, что карьера балерины коротка, но все же надеялась хотя бы еще на пару лет.