Лоренца дочь Великолепного - Ева Арк

португалки, унаследовал смуглую кожу и чёрные волосы. Прекрасно танцевал, великолепно играл в шахматы, говорил и писал на пяти языках, сочинял стихи и песни. Несмотря на свою вспыльчивость, всегда был любезен и учтив с дамами. Наверно, с Иолантой он составлял прекрасную пару.

Графиня де Сольё на минуту о чём-то задумалась и Лоренца воспользовалась этим:

– Судя по всему, Ваша матушка не любила Риччи, раз изменила ему ещё до брака.

– Возможно, это была просто вспышка страсти, ведь Карл и Иоланта были оба молоды и прекрасны. Вскоре после того моя мать вдруг покинула двор и, по словам её родственников, ушла в монастырь. Что же касается Смелого, то его в том же году женили на дочери герцога Бурбонского.

– А как же Риччи?

– Вернувшись весной 1454 года в Брюгге, тот сразу кинулся к Жаку де Лалену, который сообщил ему, что Иоланта умерла. Хотя горю мессира Луиджи не было предела, он сразу заподозрил неладное. От Лалена ему не удалось добиться никаких объяснений, но, как я уже упоминала, у Риччи было немало приятелей при герцогском дворе. К тому же, деньги многим развязывают язык. В общем, он узнал о том, что два месяца назад Иоланта родила в монастыре двух девочек и попросила назвать их Марией и Элен, после чего скончалась от горячки.

– Как, матушка, у Вас есть сестра?

– Да, но что сталось с ней, я так и не смогла узнать. Что же касается Риччи, то, когда ему сказали, что отцом малюток является граф Шароле, он решил похитить одну из них.

– Не знаю, что больше повлияло на это решение: его ненависть к Карлу или любовь к Иоланте, – добавила донна Мария. – Сам Риччи объяснял это тем, что тогда словно обезумел.

– Но как он смог похитить Вас из монастыря?

– Сразу после рождения монахини отдали меня с сестрой кормилице. Мессир Луиджи разыскал её и за большую сумму уговорил сообщить Лалену, что одна из его внучек умерла.

– Интересно, почему он выбрал Вас, а не Вашу сестру?

– Потому что на щёчке у Элен было приметное родимое пятно. Забрав меня, банкир нанял другую кормилицу, которая согласилась ехать с ним. Так я оказалась во Флоренции.

– Значит, Риччи удочерил Вас, матушка?

– Да, он оказался самым прекрасным отцом, какого только можно было пожелать. В его доме я ни в чём не знала отказа. Он покупал мне роскошные наряды, нанял для меня лучших учителей. А его дальняя родственница, донна Сидония, окружила меня материнской заботой. Казалось, что Бог, обрушивший все несчастья на мою мать, сжалился надо мной. Но так продолжалось до тех пор, пока в возрасте пятнадцати лет я не влюбилась…

– …в графа де Сольё.

– Нет, в Лоренцо Торнабуони.

В голове Лоренцы забрезжила какая-то догадка:

– А Торнабуони был тоже влюблён в вас, матушка?

– Да, и мне это льстило. Ведь кузен Великолепного считался самым красивым молодым человеком во Флоренции после Джулиано Медичи, в которого были влюблены все мои подруги, кроме Клариссы ди Биччи. А брат правителя был без ума от мадонны Симонетты, жены нотариуса Марко Веспуччи. Я страшно завидовала ей, так как генуэзкой восхищались все флорентийцы. Только Торнабуони, по крайней мере, при мне не восторгался ею, чем и завоевал мою благосклонность.

– Банкир Анджело Донати утверждал, что по красоте Вы не уступали мадонне Симонетте, – возразила Лоренца.

Графиня де Сольё неожиданно молодо рассмеялась:

– Я не знала, что мессир Анджело входил в число моих поклонников.

– Однако, – уже серьёзно продолжала она, – речь сейчас пойдёт не о нём и не о Торнабуони, а о моём муже.

– Мне известно, что Вы встретились с графом де Сольё в доме Вашего приёмного отца, куда он пришёл, чтобы занять денег для герцога Бургундского.

– Кто тебе рассказал об этом? – удивилась графиня.

– Преподобная матушка Маддалена.

– Ты говоришь о Клариссе?

– Да.

– Признаться, я не могла поверить в то, что она ушла в монастырь. Впрочем, моя дорогая подруга всегда была немного взбалмошной.

– Действительно, Жан впервые увидел меня в доме Риччи, – продолжала мать Лоренцы. – Когда я вошла в гостиную, граф уронил на пол бокал с вином, которым потчевал его мессир Луиджи. Потом он говорил, что влюбился в меня с первого взгляда. Ну, а я была польщена вниманием столь важного сеньора, и, узнав о том, что он бургундец, почувствовала любопытство. Ведь Бургундия слыла законодательницей мод в Европе. Будучи опытным мужчиной, граф де Сольё постарался подогреть мой интерес к своей особе рассказами о Карле Смелом и его дворе. С того дня Жан шёл на любые уловки, чтобы встретиться со мной и через месяц попросил моей руки.

– И Риччи дал своё согласие?

– Нет, сначала мой приёмный отец наотрез отказал Жану. Тогда граф де Сольё признался, что ему известно, кто мои настоящие родители и что он выдаст Риччи властям. Вряд ли правитель Флоренции закрыл бы глаза на преступление банкира. Ведь как иначе можно назвать похищение им дочери герцога Бургундского?

– Но ведь это шантаж! – Лоренца и сама испугалась вырвавшихся у неё слов, подумав, что донна Мария обидится за своего мужа.

Однако та спокойно ответила:

– Конечно.

И что ответил графу Ваш приёмный отец?

– Сначала мессир Луиджи всё отрицал. Но у Жана оказалась прекрасная память. Он видел Риччи при дворе Филиппа Доброго и знал, что тот был женихом Иоланты. К тому же, мой муж был сам не равнодушен к дочери Лалена. Перед своим уходом в монастырь та попросила Сольё передать письмо графу Шароле. Жан не выдержал и вскрыл его. Так он узнал, что Иоланта забеременела от Карла. Моя мать написала, что если родится дочь, она назовёт её Марией, а если сын – пусть Смелый сам даст ему имя, и ещё попросила его позаботиться о ребёнке, так как сама собиралась принять постриг. И вот, сопоставив всё эти факты, Жан раскрыл тайну Риччи. К тому же, как он уверял, я похожа на своих родителей. Поняв, что ему не отпереться, мессир Луиджи принял единственное, на мой, взгляд, правильное решение. Он признался мне во всём и спросил, как ему поступить. Что же касается меня, то думала я недолго. Герцога Бургундии я не знала, а Риччи любила и почитала, как своего отца. Поэтому, когда на следующий день Жан явился за ответом,