Нежеланный брак - Катарина Маура

невесткой. Меня очень беспокоит, что она может винить себя за все, что я с тобой сделаю, а я не могу допустить, чтобы Рейвен страдала еще больше. На тебя мне плевать, но рисковать ее чувствами я не стану.

Я бросаю взгляд на Ксавьера, и выражение его лица мгновенно меняется.

— Нет, — отрезает он. — Что бы ты ни задумал…

Я ухмыляюсь и прерываю его:

— Кингстоны ищут новую горничную, — лгу я. — Будешь работать у них пять лет, прислуживать всем тем, кого ты считала ниже себя.

Она не спрашивает, почему именно пять лет — она знает, сколько счастья украла у Рейвен.

— Мы нарядим тебя в милую форму служанки, и ты будешь подавать напитки и ужин на каждом крупном приеме, где соберутся все, кого ты знаешь. Будешь убирать тарелки, принимать пальто. И даже получишь небольшую зарплату. Больше никаких роскошных побегов, никакого притворства, что ты просто ушла из индустрии. Я позабочусь о том, чтобы ты получила внимание, о котором всегда мечтала.

Ханна выглядит потрясенной. Я замечаю, как она украдкой бросает взгляд на яд в моей руке. Серьезно? Она скорее выберет смерть, чем работу прислугой на несколько лет? Похоже, для нее это унижение хуже смерти. Но именно поэтому я и выбрал такое наказание.

Она даже не понимает, насколько легко я ее отпускаю. Я даю ей шанс. Если она опустит голову и переживет унижение, которое я ей устрою, — через пять лет она будет свободна. Если нет… Ну, тогда ее ждет трагический несчастный случай. Возможно, такой, который изуродует ее, но не убьет. Я просто сделаю так, что она сама будет мечтать о смерти, но у нее не останется ни одного способа ее добиться.

— Я… я согласна, — говорит она сдавленным голосом. — Я буду работать на Кингстонов.

В ее глазах мелькает слабая надежда, будто она все еще думает, что сможет избежать своей судьбы. Эта надежда лишь сделает ее падение еще болезненнее.

— Как это мило, — шепчу я, наклоняясь ближе, — что ты думаешь, будто у тебя был выбор.

Глава 11

Дион

— Что тебя тревожит, милый? — спрашивает мама, проводя большим пальцем между моих бровей, чтобы я перестал хмуриться.

Мое сердце мгновенно переполняется тоской при виде ее, и я резко вдыхаю. Я тянусь к ней, боясь, что она исчезнет, как только мои пальцы коснутся ее лица, но она не исчезает. Она действительно здесь, со мной..

Я медленно выдыхаю, когда она прижимается щекой к моей ладони, принимая мое прикосновение.

— Мама, — шепчу я, голос срывается. — Я так по тебе скучаю. Каждый день. Мы все скучаем.

Слова срываются с губ в спешке, словно боюсь, что не успею их сказать.

— Ты совсем взрослый, — отвечает она с печалью в голосе. — Арес и Лука уже женаты, скоро и ты будешь. Как бы я хотела увидеть, как твои братья говорят «да».

— Я тоже, — шепчу я. — Тебе бы понравились Рейвен и Вэл. Они стали частью семьи, и я уверен, ты бы любила их, как собственных дочерей.

Она накрывает мою руку своей, прижимая мою ладонь к своей щеке.

— Ты ведь понимаешь, что это твоя вина, да? — ее голос звучит спокойно, но от этих слов у меня все внутри обрывается. — Ты виноват в том, что я не смогла увидеть, как вы взрослеете. Ты виноват в том, что теперь можешь встретиться со мной только во снах.

Боль сжимает грудь, и слова застревают в горле.

— Прости меня, — шепчу я. — Мама, я так сожалею. Больше, чем ты можешь себе представить.

Она качает головой, и в ее взгляде вспыхивает ненависть.

— Ты — чудовище, — произносит она тихо. — Ты ведь это знаешь, да? Именно поэтому ты сдержался с Ханной. Ты боишься, что Рейвен узнает и перестанет смотреть на тебя как на брата, которого у нее никогда не было. Ты не проявил к Ханне милосердие из жалости — тебе плевать. Ты сделал это только затем, чтобы доказать самому себе, что ты не чудовище. Смешно, правда?

— Мама… — шепчу я, голос дрожит. Я хочу возразить, сказать, что она ошибается… но не могу. Потому что она права. — Я… я не хотел…

— А что подумает Фэй, когда узнает, кто ты на самом деле? — перебивает она, ее губы трогает жестокая усмешка. — Ты годами держал ее на расстоянии, потому что знал: стоит ей заглянуть в тебя глубже, и она возненавидит то, что увидит — так же, как и я. Время вышло, Дион.

Она мягко похлопывает меня по щеке. Ее прикосновение нежное… но от него бросает в дрожь.

— Если бы ты был лучше, может, однажды она смогла бы простить тебя за то, что ты сделал с ее матерью. С отцом. Со мной. Но ты не раскаиваешься, правда? Ты стал еще хуже. И скоро она поймет это.

Мамины губы трогает холодная усмешка.

— И тогда она даже этих своих фальшивых улыбок тебе не оставит. — Ее голос становится тихим, почти ласковым, но от слов обдает ледяным ужасом— Надеюсь, ты утонешь в океане ее слез.

Я резко вздыхаю, просыпаясь от колющей вспышки боли. Глухо стону и зарываюсь лицом в ладони, дыхание сбивается. Грудь сжимается от пустоты, старые раны вдруг снова начинают ныть, будто свежие.

Годы терапии, и один единственный сон все еще заставляет меня сомневаться во всем. Я смотрю в потолок, мысли несутся бешеным потоком.

Я перелопатил отчеты бесчисленное количество раз, говорил с каждым, кто был причастен к расследованию. Самолет моих родителей был в полном порядке. Никаких причин для крушения. Логически я понимаю, что не несу полной ответственности. Или, по крайней мере, так бы хотела, чтобы я думал, моя психотерапевт.

По ее словам, я был всего лишь ребенком, скучающим по родителям и жаждущим их возвращения. И только. Она годами пытается внушить мне, что моя просьба прилететь раньше не стала причиной катастрофы. Но порой это трудно принять… Особенно теперь, когда Фэй снова появилась в моей жизни, а вместе с ней — и вина, которая с каждым днем превращается в безжалостного монстра, подстерегающего меня в самые неожиданные моменты. Ее мать была на том самолете. Рядом с моей. Если бы я не попросил родителей вернуться, их бы там просто не было.

Я тяжело вздыхаю, поднимаясь с постели, — бессонная ночь неизбежна. Эти сны преследуют меня уже не так часто, но когда приходят, то выбивают почву из-под ног. Я годами изучал материалы дела, и только недавно научился отпускать ситуацию. А теперь снова сделал