Мой ненавистный футболист - Лада Шведова

в поврежденную кожу; без мозолей свежесорванных, а потом сорванных еще несколько раз из-за новых тренировок, отчего руки выглядели реально страшно. Иногда мозолей было сразу много, а иногда срывалась одна на половину ладони. Мозоли были на пальцах, такие, что не разгибались руки… Накладки спасали лишь частично, они не были панацеей. Тем более многие элементы тренировались без накладок, с бинтами для лучшего сцепления. И это тоже добавляло трещин и травм. Все постоянно наслаивалось, копилось, матерело, трескалось, забивалось магнезией, и так без конца.

Легко представить, как выглядели наши ладони, как ощущались.

Не слишком приятно.

В первый раз про руки ляпнул мой одноклассник. С ногами не сравнил, за что ему большое спасибо, но я тогда была мелкой двенадцатилеткой и его замечание восприняла как личное оскорбление. Кажется, даже всплакнула потом. Но прошло больше пяти лет, мне скоро восемнадцать, и теперь я реагировала иначе. Обычно никак, пропускала мимо ушей.

А сейчас меня взбесило замешательство Лерки, ее смущение – никакое Колено не имеет право смущать мою подругу. Ее руки прекрасны, но самое лучшее в Лерке – ее добросердечность. Жаль только, не каждый способен оценить это качество сразу, а оно ведь на вес золота. Порой мне казалось, что постоянное напряжение, соперничество, голодные сборы и тренировки по шесть-восемь часов в день изменили нас всех, сделали черствыми, жесткими, холодными, неэмпатичными, отстраненными. Всех, кроме Лерки. Она смогла остаться мягкой, стеснительной и милой, но не для того, чтобы ее высмеивали всякие Коляны.

В общем, к черту этих дзюдоистов, причем сразу всех.

Позже в этой мысли я только укрепилась – благодаря Лерке с ее откровенностью. Мы шли к домикам, я ругалась на Романа, и подруга жалобно спросила:

– Он тебе вообще-вообще не нравится, да?

– Он меня раздражает.

– Значит, побега в Рускеалу не будет?

Я смерила подругу молчаливым взглядом – мол, какая Рускеала?!

– Тогда я должна кое-что рассказать, – обреченно вздохнула она. – Только не злись на меня, хорошо? Я просто… думала, у вас с Романом все складывается, а еще он такой симпатичный, мужественный. Заводила среди дзюдоистов, взрослый, высокий, чемпион…

– Хватит перечислять его регалии, словно он конь на выставке, – не выдержала я.

– Прости, да. Пообещай не реагировать… слишком поспешно.

– Что там такое?!

– Пообещай!

– Обещаю! Говори.

– В общем, помнишь тот день на пляже, когда Роман к тебе подплыл? Ты еще ныряла как обычно – сто раз подряд. Он… подплыл к тебе назло одному футболисту. Я не знаю подробностей, не знаю даже, что это за футболист, хотя… думаю, это Вик. Мне обо всем рассказал Колено. Случайно. Смеялся над футболистами-неудачниками и упомянул, как они их сразу обставили с девчонкой. Это… подловато, но мне казалось, что Роман в тебя влюбится сразу. Точно. Как иначе? Ты же… такая… – в конце Лерка сбилась на виноватое лепетание и боялась посмотреть мне в глаза.

Помолчав немного, я смогла-таки обрести дар речи:

– Стоило рассказать мне раньше.

Глава 15

На нашу с Леркой удачу утром опять зарядил дождь, что дало дополнительный час сна вместо утренней пробежки. Тренировались мы опять на крытом теннисном корте, Труха внезапно вспомнила о хореографии и самоустранилась, оставив Жанну за главную. Жанна у нас – королева хореографии, она и вольные упражнения сама себе поставила. Это ее талант, помимо прочих.

Вне лагеря хореографией мы занимались ежедневно по часу, это была обязаловка. Занимались не с Трухой, а с профессиональными хореографами. Они у нас часто менялись; были и мастера спорта по художке, и именитые в прошлом танцоры, и даже балерина – вот с ней было сложнее всего, она искренне не понимала, отчего у нас, гимнасток, порой такие бревенчатые движения.

– По-моему, она заболела, – корпя над батман фраппе[5], поделилась соображениями Катька. Говорила она о Трухе, разумеется. – Не припомню, чтобы она уходила с тренировки, даже с хореографии.

– На завтраке она ничего не съела, – поддакнула Олька.

– Гран батман жете![6] – выкрикнула Жанна, смерив нас свирепым взглядом.

– Труха-младшая, – пробурчала Катька, и мы все весело прыснули.

– Лебедева, тебе смешно?! – рассвирепела Жанна, из всех смеющихся выделив меня. – Останешься на дополнительные удержания[7]. Твоим слабым ногам-макаронинам это не повредит.

Если с Трухой я привыкла не спорить, небезосновательно ее уважая много лет, то Жанна такого авторитета не имела.

– Мои слабые ноги-макаронины хотя бы не потеют до мокрой лужи.

Девчонки дружно захихикали, вспомнив этот случай, а Жанна побагровела – она-то надеялась, что история забылась. Но у нас ничего не забывается, особенно то, чем можно потом утереть нос. Дело было на соревнованиях в Пензе, там рядом с бревном был старый паркет со слезшей краской. Жанна стояла на этом паркете в ожидании выступления и волновалась. Кажется, тогда она выполняла Мастера. И когда ее вызвали судьи, она сделала шаг и поскользнулась – под ней скопилась целая потная лужа, и пришлось ей потом все ноги вымазать магнезией, чтобы с бревна не соскользнуть.

– Твои ноги хорошо бы укоротить! Вместе с языком.

– Ты уже пыталась. Напомнить, чем все закончилось?

– А как же! – в запале выкрикнула Жанна. – Труха выгнала тебя с тренировки.

– После того, как ты ей поплакалась, что вовсе не признак победы, Жанна. Хотя откуда тебе знать о победах? Ты привыкла их вымаливать. Как в Минске, когда на прыжке ты вырвала третье место жалобным скулежом…

Жанна взвизгнула, ведь я ударила по самому больному – ее победам, и кинулась ко мне, но передо мной выросла Лерка:

– Девочки, девочки, давайте без ссор. И уж тем более без драк! Нам уже не по двенадцать, чтобы таким заниматься, это стыдно. Помните? Мы договаривались решать все мирно, путем разговора, – болтая, Лерка мягко оттесняла Жанну подальше. – А удержания Лана сделает, ей это полезно. Как и мне, я с ней останусь и прослежу, хорошо?

Жанна перевела дух, но все еще поглядывала на меня как на врага. А я улыбалась, радуясь, что поставила ее на место. Это профилактическая мера – если долго закрывать глаза на ее подлянки, она вообще о берегах забывает. А подлянок уже немало накопилось: тут тебе и попытка нас с Леркой поссорить, и ее замечание, что я подтянулась меньше положенного, и вот это воображение себя тренером.

Удержания я в итоге сделала, но исключительно для себя, в наказание за ночной бутерброд. Ну и чтобы Лерка вместе со мной попыхтела – на ней ночной дожор отражался не лишними граммами, а целыми килограммами, что как будто физически невозможно, но с