Измена. Верну тебя, жена - Ира Орлова

милый, когда бесишься, Тём.» А потом целовала меня, и я забывал всё — её острый язык, её вечные игры, её привычку держать меня на крючке. Она умела влезть под кожу, сделать так, что я сам к ней шёл, даже когда знал, что это плохо кончится.

«Один», — пишу, коротко, зло.

Хочу выключить эту хрень, бросить телефон в стену, разбить его к чертям, но жду. Она отвечает почти сразу, как будто сидела с телефоном в руках:

«Один? Серьёзно? А что случилось?»

И это звучит так буднично, будто мы с ней старые друзья, а не бывшие, между которыми было столько грязи. Словно она не вырвала мне сердце тогда, не растоптала мою гордость, когда ушла к старому уроду с деньгами. Я теряюсь на секунду.

«Не твоё дело», — отвечаю резко, зубы сжимаются, кулак бьёт по подлокотнику дивана, в груди жжёт. Пусть заткнется, отвалит, но она не останавливается:

«А раньше ты делился со мной всем. Между нами не было секретов.»

Да… Было время. Мы лежали в постели, потные, уставшие, и я вываливал ей всё про себя. А потом она ушла, и я понял, что все эти «нет секретов» были только с моей стороны.

«Это было давно», — отвечаю с усмешкой, и чуть не добавляю: «До того, как ты свалила к этому старому уроду.»

Сжимаю зубы, стираю это дерьмо. Она не должна знать, как меня это до сих пор бомбит. Не дам ей такого удовольствия, пусть думает, что мне плевать.

«Давно, но не прошло, Тём. Ты же знаешь. Я чувствую, когда тебе плохо. Где ты? Давай поговорим, как раньше.»

Мягкие, тёплые слова, как ловушка, обволакивают. Она тянет меня тонко, умно, как паук плетёт паутину. Знает, что я на дне, знает, что слаб, и играет на этом — на нашем прошлом.

«Не надо».

В груди — война, горячая, рваная. Почему до сих пор не выключил телефон? Её образ лезет в голову, и я понимаю, что держусь на волоске.

«Почему? Мы просто поговорим. Помнишь, как тогда на крыше? Я уверена, что нам есть, что сказать друг другу.»

Черт. Лето, жара, мы с ней на крыше её дома, звёзды над головой. У меня были проблемы и она слушала, поддержала, а после… дико и страстно отдавалась мне прямо там, под звездами.

«Где ты, Тём? Я могу приехать. Поговорим, как раньше. Тебе же нужно это.»

Сообщение мигает, и я сижу, пялюсь на него, стакан в руке дрожит, виски тёплое, противное, но я не пью, горло сжато, как в тисках. Чувствую, как ломаюсь — медленно, но верно. Хочу написать «нет», хочу уйти, хлопнуть дверью этого грёбаного лофта, но в голове — её смех, её руки на моей шее, её «ты мой, Тёмка».

И мужское нутро рычит, орёт, что это плохо кончится, что это пропасть, что я потеряю всё. Но она, как наркотик, что манит меня к себе, и я понимаю, что хочу этого, хочу забыться, хочу почувствовать хоть что-то, кроме этой пустоты. Открываю клавиатуру, и не знаю, что писать — «да» или «нет». Она ждёт, чувствую это даже через экран.

Глава 16 АНЯ

Артем ушёл. Взял чемоданы, швырнул их в машину и уехал — я слышала, как мотор взревел под окном, как шины завизжали по мокрому асфальту.

Теперь я действительно одна. Тишина в квартире чужая, чуждая, словно я очутилась в доме, где всё знакомо, но ничего уже не принадлежит мне. Это как проснуться в незнакомой жизни, где каждый предмет напоминает о нас, о нём — мучительно, нестерпимо ясно. Я действую механически, будто на автопилоте: кормлю Макса, иду в гостиную, сажусь на диван, беру пульт, пальцы холодные и будто чужие, бесцельно переключаю каналы. Телевизор монотонно бубнит, но я не слышу ничего, кроме своего дыхания и его голоса в голове: «Ань, я без вас не могу».

Эти слова, словно игла, вонзаются в память, вызывая тошнотворное чувство беспомощности. Я сама выгнала его, собрала вещи, швырнула в лицо браслет, заставила уйти, а теперь сижу здесь, и меня будто рвёт на части. Злость полыхает ярко, жгуче, отравляя мысли — как он мог, как посмел впустить другую, предать меня, Макса, нашу жизнь? А вслед за злостью приходит тоска, липкая и холодная, накрывающая меня волной удушливого одиночества.

Без него всё не то. Неправильно. Непривычно. Я привыкла к его ворчанию утром, к его теплу ночью, к его поддержке, ставшей такой естественной, будто воздух. Теперь воздух исчез, и я задыхаюсь.

Сколько прошло времени я не знаю. Лежу, свернувшись клубком на диване, подтянув колени к груди, слёзы льются бесшумно, обжигая кожу. Хочу ненавидеть его, вычеркнуть из себя, но вместо этого возникает сомнение — а что если он действительно запутался? Если ему было плохо, и я могла помочь?

Нет, чёрт возьми, нет! Он сам выбрал это, сам впустил её в свою голову, в нашу жизнь, и я не должна быть его спасательным кругом. Но сердце колотится, неровно, глухо, как сломанный мотор, и я не знаю, что хуже — его предательство или эта пустота, что осталась вместо него.

Телефон резко звякает, вырывая меня из тёмных мыслей. Сердце подскакивает, пульт падает на пол. Имя на экране словно режет глаза: Артём. Внутри все сжимается — страх, злость, надежда, всё вперемешку. Открываю сообщение:

«Ань, ты как?»

Как я? Серьёзно? Хочу написать: «Как думаешь, козёл, после того, как ты сказал, что хочешь другую?» Но пальцы медлят, и я печатаю:

«Что ты хочешь?»

И мне хочется ему еще много написать… Как я… да я сдохла услышав эти слова. Умерла, кончилась, исчезла! Одна оболочка осталась. Он этими признаниями меня как женщину уничтожил.

Отправляю, резко, зло, и сердце колотится, как будто я бегу от чего-то. Ответ приходит быстро:

«Просто… ты мне очень нужна.»

Нужна? После всего? Хочу крикнуть ему в лицо, что он врёт, что это игра, но в груди что-то дрогнуло, что-то живое, и я ненавижу себя за это. Пишу:

«Тебе нужна другая. Чего ты от меня хочешь?»

«Я не хочу, чтобы всё так закончилось. Я сам не знаю, что делаю.»

Эти слова бьют больно, потому что звучат как правда, но правда эта рвёт душу на части. Но я помню его «я хочу другую», и это режет меня, как нож. Пишу:

«Знаешь. Не пиши мне.»

Отправляю, и слёзы всё-таки текут,