Развод и запах свежего хлеба - Юлия Ильская

всплескивает руками и сгребает меня в медвежьи объятия. – Ох, сколько лет, сколько зим! Совсем большая, важная такая стала! И причёска такая модная. И сама…

Она рассматривает меня на вытянутых руках.

– Ох, как время-то летит. Вот бы мамка с батькой полюбовались, какую красавицу вырастили. А я вишь какая… старая да дряхлая стала…

Она промакивает глаза уголком белого в цветочек платка, повязанного на ее русые волосы.

– Ну что вы, теть Маш, – искренне говорю я, – вы вообще не изменились! Такая же красивая и молодая

– Правда? – улыбается она. – Ну пойдём к нам, пойдем! Чаю попьём, расскажешь, как там в городе-то жизнь.

– Да нет, спасибо, – пытаюсь отказаться, – мне убираться надо…

Но тётя Маша только руками машет.

– И не думай! Неужели не уважишь старую соседку? Пойдём! – и за руку тащит меня из дома.

– МАУУУ! – возмущается кот.

– И ты здесь?! – всплескивает руками тётя Маша. – Ну, разбойник! Это Маркиз соседа нашего нового кот. Ох и хулиган! Дерётся со всеми! Все собаки по будкам сидят, если он по улице идёт. Но… крыс ловит исправно!

– Пойдём с нами, – предлагаю я коту.

Он немного думает, потом встаёт и не спеша идет к двери, впереди нас.

– Ты глянь, понимает! – поражается тётя Маша. – Ну пошли тогда. Молока ему налью. А тебе чаю с вареньем смородиновым!

Мы идём по тропинке через мой заросший участок к тёте Маше. Заходим в уютный домик.

– Сейчас… сейчас чаёк вскипячу.

Мой желудок отзывается голодным урчанием. Сейчас бы я с удовольствием съела чего-нибудь посерьезнее чая с вареньем.

Только я совсем забыла, что значит “попить чай” в деревне!

На столе появляются солёные грибочки, свежие огурчики и помидорки, творог со сметаной, сало домашнего посола, восхитительно ароматное, и по-королевски водружается большая сковорода с яичницей на шкварках. М-м-м.

Чай наливается в большую кружку и торжественно ставится передо мной.

– Давай, давай, – подбадривает меня тётя Маша, – чаёк с дороги самое то. Да вот сальца попробуй! Сама солила! Яишенка от молодых курочек, огурчики только-только с грядки. А уж сметанку какую моя Зорька даёт! Такой во всём селе не сыщешь!

Меня не нужно долго уговаривать. Я беру большой ломоть хлеба и принимаюсь за еду.

Глава 25

Я сижу за столом, уплетаю яичницу со шкварками и чувствую, как постепенно оттаивает сердце. Вроде бы и не собиралась тут задерживаться, а уже как дома.

– Ну, рассказывай, Вероничка, – тётя Маша подливает мне чай, – как у тебя жизнь-то? Чего в городе бросила, да сюда приехала?

Я тяжело вздыхаю.

– Да чего там… Муж… ну, бывший уже, – криво улыбаюсь. – Предал. Фирму свою потеряла. Подруга близкая предала. Вымоталась я напрочь, теть Маш! Приехала успокоиться, да душу подлечить.

Тётя Маша качает головой, глаза её теплеют.

– Эх, мужики… Все туда же. Только и знай держи ухо востро. А ты у меня девка сильная, справишься! – она берёт мою руку в свои тёплые ладони. – Не раскисай. Всё наладится.

Я киваю, чувствуя, как к глазам подступают слезы, но тут же их проглатываю. Хватит! Нарыдалась!

Чтобы сменить тему, откусываю от большого куска хлеба и закрываю глаза от удовольствия.

– Теть Маш, да у вас хлеб просто сказка! Вот в городе булки дорого стоят, а такие вкусные только здесь, в деревне бывают.

Она хохочет, вытирая руки о фартук.

– А вот и ошибаешься, красавица! Не я его пекла. У нас теперь пекарня открылась!

– Пекарня? В деревне? – я аж поперхнулась.

– Ну а как же! – гордо говорит тётя Маша. – Теперь всё как у людей. Хлеб белый, серый, ржаной… булочки всякие. Даже эти, как их… курасаны!

– Что-что у вас есть?!

– Курасаны, – повторяет она важно, – с шоколадом, с вареньем, с маком. Народ прям толпами туда бегает. А я вот хоть привыкла свой хлеб печь, но здоровье уже не то. Вот и балую себя покупным.

– Обалдеть, – качаю головой.

– А то! – улыбается тетя Маша. – Теперь только жди, как нам тут ещё кофейню заведут. С латте и прочими вашими заварками.

Мы смеёмся, а кот Маркиз довольно урчит под столом, словно тоже в курсе, что деревня у нас теперь почти Париж.

– Теть Маш, а кто же та кудесница, что печет такой хлеб? – спрашиваю я, отломив ещё кусочек и с наслаждением разжевывая корочку.

Тётя Маша прищуривается, крякает, как будто ждала этого вопроса, и многозначительно кивает:

– А вот и не кудесница вовсе, а кудесник. Мужик. Глеб его зовут. Фамилия… Корнев. Глеб Никитич.

– Мужик? – удивляюсь я.

– Ага, – подтверждает тётя Маша. – Новый сосед твой. Год как появился. Как снег на голову. Ни семьи, ни жены. Только вот, охальник евонный. Все котята на селе рыжие теперь!

Она кивает на Маркиза, развалившегося под столом.

– И откуда он?

– Да кто его знает. Говорят, из города. Говорят, что был там кто-то вроде военного. А может, врач, а может, и вовсе беглый миллионер, – подмигивает она. – Слухи разные ходят. Но по сути мужик порядочный, я сразу увидела. Хмурый, правда. Ни с кем особо не болтает.

– Странный какой-то, – замечаю я.

– Да не странный, просто спокойный. А ты бы, Вероничка, пригляделась к нему, – тётя Маша лукаво смотрит на меня поверх чашки. – Мужик в доме это завсегда хорошо. Особенно такой, что и забить, и закрутить, и сварить.

– Ой, теть Маш, ну вы тоже… – фыркаю я, отмахиваясь, – нужен он мне.

– А чего? – не унимается она. – Я вот за твоим домиком как могла присматривала, конечно. Но крыша всё равно подтекает, и крыльцо шатается, ходить опасно. Надо чинить. А кто чинить будет? Ты, что ли?

– Ну… – мямлю я, – попрошу кого-нибудь.

– Вот – вот. Глеба и попроси, он мне, между прочим, забор чинил. Как новенький стоит! Может, и тебе поможет. Только ты поумней, борща свари, да накорми…

Тетя начинает учить меня искусству деревенского пикапа, я вздыхаю, прихлебываю чай.

Вот и на тебе! Приехала подлечить душу, а мне уже в помощники хмурого соседа сватают. Ну уж нет! С мужиками в ближайшее время мне никаких дел иметь не хочется!