Развод и запах свежего хлеба - Юлия Ильская

Глава 26

– Пойду я теть Маш, еще убираться надо, – говорю я, широко зевая и прикрывая рот рукой.

После сытного обеда меня разморило, и глаза начали закрываться сами собой. Если честно, мое единственное желание сейчас завалиться на старенький диванчик и хорошенько выспаться.

– Ну пойдем, провожу, – говорит добрая соседка, – сейчас только соберу тебе угощение.

– Да не надо, зачем, – пытаюсь противостоять, но силы говорить заканчиваются и я только моргаю, наблюдая как тетя Маша собирает мне провизию в небольшую корзинку.

Мы выходим за калитку и видим большую пятнистую корову. На шее у нее болтается веревка.

– Веснушка! Ну ты чего приперлась?! – всплескивает руками тетя Маша, – вот паразитка, опять оторвалась! Ну ты Вероничка иди, а я хулиганку сейчас назад отведу. Ой, а где корзина?!

Она смотрит на пустые руки.

– Наверное, в сенях оставили, – говорю я.

– Ох, на подержи, я сейчас… Только не отпусти! А то потом по всей деревне искать ее…А я быстро! – она вручает мне веревку к которой привязана корова.

Я и пикнуть не успеваю, как тетя Маша скрывается за калиткой.

А я остаюсь с верёвкой в руках и с полутонной буренкой на другом конце. Корова смотрит на меня неодобрительно и я наматываю веревку на руку чтобы случайно не выпустить.

– Ну, здравствуй, Веснушка, – пробую улыбнуться животине.

Корова отворачивается и начинает движение.

Дерг!

Я чуть не падаю в пыль.

– Эй! Стоять! – рывком удерживаю, пятки скользят по пыли.

Корова, видимо, решает, что я ей не помеха и ускоряется. Второй рывок и всё, я уже бегу. Нет, не бегу. Меня тащит, как пакет с мусором. Пыль в глаза, волосы прилипли к губам. Я визжу, как порося, чем еще больше пугаю буренку. Она взбрыкивает и ускоряется.

– Тетя Маша-а-а! – ору.

Но тётя, конечно, не слышит, а если и слышит, то куда ей угнаться за нами. Я пытаюсь выпустить веревку, но она плотно обмотала мне руку и впилась в кожу.

На секунду мне реально кажется, что так я и помру, болтаясь за взбесившейся коровой. Великолепно просто!

И тут рывок и корова резко останавливается. Я не удержавшись еще бегу мимо и влетаю прямо в кого-то. Носом в спину. Твердую. Широкую. Пахнущую не одеколоном, а хлебом и дымом.

– Странное у вас развлечение, – сухо говорит голос.

Я поднимаю глаза.

Здоровенный бородатый мужик стоит, как ни в чём не бывало, держит корову одной рукой, словно это щенок на ленточке.

– Спасибо, – шепчу, отматывая от руки проклятую веревку.

Голос звучит жалко даже для меня самой.

– Не за что, – кидает он через плечо. И смотрит так, будто я очередная дурочка, приехавшая из города «отдохнуть». – В следующий раз хотя бы кирпичей в карманы положите.

Я поправляю волосы, делаю вид, что всё под контролем. Хотя сердце бьется, как ненормальное от адреналина.

– Я… просто… – начинаю оправдываться.

– Я понял, – перебивает он.

Окидывает взглядом мои новенькие кроссовки, джинсы и белую (уже нет) футболку.

Корова послушно стоит рядом, будто это не она минуту назад чуть не протащила меня через всю улицу.

– Веснушка! Вероничка!

Мы все трое дружно поворачиваемся и видим запыхавшуюся тетю Машу с корзинкой.

Глава 27

Тётя Маша, красная как свёкла, охая подбегает к нам. В руках болтается злополучная корзинка.

Корова фыркает, бьет хвостом и смотрит на меня, как на надоедливую муху.

– Веснушка! – ахает тётя Маша. – Позорище деревенское, ты что же это вытворяешь?! Глеб Никитич, милый, благодарствую! Девчонку спасли, корову изловили…

– Да не за что. Давайте я доведу хулиганку, пока и вас не утащила, – спокойно говорит бородач.

– Я сама, – бурчу и сама себе не верю. Ладонь саднит, во рту пересохло и хрустит. .

– Вы уже и так еле на ногах стоите. Встаньте лучше сбоку, пусть видит вас. Положите руку ей на шею. Так она быстрее поймет, что вы не враг.

Мы втроём – я, он и тётя Маша – перестраиваемся как на учениях: я прикрываю Веснушке бок, тётя подстраховывает с другого бока, а мужик уверенно ведет вперед. Копыта поднимают пыль, которая оседает на моих новых, беленьких кроссовках.

– Не спеши, – бросает он. – Она не любит, когда её торопят.

– А я не люблю, когда меня волокут, – бурчу в ответ.

Доходим до калитки. Веснушка упирается, потом, подбодренная грозным окриком тети Маши входит во двор.

– Вот и всё, – говорит тётя Маша, загоняя буренку в сарай. – Ох, Глеб Никитич… ангел вы, не человек. То забор почините, то девку от коровы спасете.

– Я не специально, они мчались прямо на мой забор, – усмехается мужик.

Так значит это и есть тот самый Глеб-пекарь!

Смотрю на руку: красная полоса, чуть припухло. Шмыгаю носом, то ли от боли, то ли от обиды.

– Покажите, – говорит он.

– Ещё чего. Сама справлюсь. – вздергиваю подбородок.

– Не вредничайте.

Он разглядывает мою ладонь.

– Тётя Маша, у вас мазь есть? От ожогов подойдет.

– Конечно! – отзывается та и исчезает в доме. Возвращается с мазью и бинтом. – На, милая. Ты, Глеб, не узнал? Это ж Вероника. Соседка твоя.

Он кивает, будто галочку в тетрадке поставил.

– Глеб. Пекарь местный.

Тетя Маша протягивает мне злополучную корзину, из-за которой все и началось.

– Я помогу, – предлагает Глеб.

– Не надо, я сама донесу, – говорю и тут же перевешиваю корзинку на другую руку.

Она, зараза, будто тяжелеет на глазах. Рука ноет. Он качает головой и молча берёт её у меня.

Мы идём вдоль забора. Ласточки строчат под крышей. Где-то петух орет не по графику, проспал видимо. Кот Маркиз появляется из кустов, касается хвостом моих ног и идет впереди, указывая дорогу.

У дома Глеб ставит корзинку на лавку. Я пытаюсь открыть баночку с мазью одной рукой, как фокусник, и роняю. Он поднимает, открывает и молча подаёт.

Измученное запястье благодарно принимает прохладную мазь. Боль отступает.

– Заслонку не забывайте,