Брак по контракту со злодейкой - Ангелишь Кристалл

— Довольно, — шепнула я себе, — этого никто не должен видеть.

Я встала, прошлась к туалетному столику, вытерла лицо прохладной тканью, привела в порядок волосы. Затем — вернулась к постели, легла ровно, лицом к потолку, как привыкли спать девушки знатных домов. Слёзы ушли. Осталась только усталость — густая, вязкая, тяжёлая, как морская пучина, в которую медленно погружаешься. И прежде, чем провалиться в сон, пообещала себе — это было в последний раз, когда я плакала от обиды на родную мать.

Глава 4

Дни пролетели стремительно — будто кто-то нарочно подгонял время, сжимая его между пальцами и заставляя исчезать быстрее, чем я успевала дышать. Подготовка к приёму, примерки нарядов, бесконечные разговоры о поведении, альянсах, репутации — всё это, казалось, началось только час назад, а уже кануло в прошлое. Вибрирующее ожидание, ещё недавно едва уловимое, теперь пульсировало в висках, сливаясь с каждым ударом сердца.

Вечер, где один взгляд может быть острее лезвия, а неосторожное слово обернуться падением. Он подкрался незаметно, как зима: сначала сквозь сны, потом в повседневность. Я всё ещё привыкала к новому телу, миру, правилам — иным, хищным, но теперь моим. Что-то давалось легко, словно вспоминалось, другое — казалось чуждым, даже противоестественным. Но у меня не было выбора. Либо я приму всё это, либо утону в нём. А тонуть я больше не собиралась.

По иронии судьбы называть Эйсхардов своими родителями стало куда проще, чем когда-то звать матерью женщину, что действительно меня родила. Принять новых — оказалось легче, чем отпустить старую боль. А значит, где-то глубоко внутри всё ещё жила та самая девочка, отчаянно ждавшая тепла от любимой, но равнодушной матери. Ждавшая и не получившая ничего, кроме холода и обвинений.

Теперь же я стояла перед зеркалом — неподвижная, как мраморная статуя. Тонкие пальцы сжали ткань на бёдрах, будто только это помогало поверить, что отражение действительно принадлежит мне. Красно-чёрное платье струилось по телу, подчёркивая каждый изгиб: верх, словно сотканный из пламени, переливался золотистыми узорами, словно языки живого огня, а тёмный низ уходил в глубокий, бархатный чёрный, будто в полночь без луны. Линия декольте была смелой была смелой, но благородной, ни на шаг не переступающая грани дозволенного. спина открыта почти до талии — не вызывающе, но достаточно, чтобы запомниться.

Я медленно провела рукой по животу, будто сглаживая складку на идеально гладкой ткани, и невольно задержала дыхание. Платье не сковывало движений, но ощущалось как броня, сотканная из шелка, золота и решимости. Казалось, один только наряд способен превратить меня в ту, кто выдержит любой взгляд, любую оценку, и покажет себя в совершенно ином свете. Сегодня мне предстоит предстать перед высшей знатью, среди которой будут не только льстивые «знакомые» моей предшественницы, но и те, кто привык смотреть свысока.

Мне вовсе не хотелось с ними общаться — особенно учитывая, что я знала о них едва ли больше, чем читатель, бегло пролиставший один из второстепенных эпизодов. Упоминания в книге были скудными: имена, внешность, пара черт характера, выведенных через диалоги. Никакой конкретики, ничего, на что можно было бы опереться в личной беседе. Одна ошибка — и они заподозрят. Один неверный тон — и всё полетит к чёрту.

Поэтому я собиралась быть предельно осторожной. Меньше слов — больше наблюдений. Если кому-то из них и удастся меня сбить, пусть сперва покажут, чего стоят сами. Я не собиралась прыгать через обруч ради чьего-то внимания. У меня была другая цель. Сегодня я разрываю связь с Уинтерли окончательно.

Я подняла голову, встречаясь внимательным взглядом с собственным отражением. Губы сами собой изогнулись в лёгкой, почти насмешливой улыбке — ироничной, с той самой ноткой пренебрежения, которую так любила изображать настоящая Эления. Удивительно… но, похоже, она действительно верила, что Луиджи был влюблён и что видел в ней не только выгодную сделку. Хотя с самого начала было ясно: в её глазах он был будущим, а она в его — мешком с золотом, подарком для семьи, у которой остались только имя и воспоминания о былой славе.

Уинтерли держались на титуле, полученном от деда — прославленного мага и советника короля, который когда-то влиял на политику всего королевства. Но всё его наследие растратили потомки. Наследник оказался ленивым и бездарным — настоящим разочарованием и для отца, и для правителя, надеявшегося взрастить нового гения при дворе. Впрочем, нынешний нашёл себя в другом — в сомнительных сделках, красивой жизни и грязных уловках. Он даже сумел приумножить семейное состояние, пока в его жизнь не вломилась та самая низкородная девица с алчными глазами и страстью к золоту.

Она видела в нём ступеньку. В его семье — шанс. А в его отце — преграду, которую не задумываясь убрала. Старый граф умер внезапно, слишком вовремя, чтобы это было совпадением. Говорили, он не доверял невестке и был готов лишить сына наследства. Ходили слухи, что она подмешала яд. Но до сих пор никто не понял, как именно ей это удалось. Женщина без рода, без имени, без дара. Только амбиции и холодный расчёт. Настоящая акула в воде, которую никто не заметил до укуса.

Учитывая её стремительный взлёт из самых низов, я не питаю иллюзий — эта женщина не откажется от идеи женить Луиджи на мне. Слишком многое для неё поставлено на карту. И её молчание сейчас пугает куда больше, чем любые обвинения. Они ушли чересчур спокойно, без скандала, без истерик, как будто всё прошло по их плану. А после — ни единой весточки. Ни попытки давления, ни угроз, ни лживых извинений. Полная тишина, похожая на затишье перед бурей. И я почти уверена — буря близко. Она подбирается тихо, расчётливо и наверняка уже разложена по шагам.

Что именно они готовят, остаётся только гадать. Но я всё чаще возвращаюсь к самому подлому сценарию — запятнанная честь. Простое, грязное, но до сих пор действенное средство. Одним ударом уничтожить мою репутацию и заставить общество отвернуться, а Луиджи — «взять ответственность». Самый надёжный способ прижать меня к стенке и заставить подчиниться.

Они не станут действовать прямо. Они сделают это так, как делали всегда: аккуратно, под прикрытием, с расчётом на публику и эффект. В этом они сильны. И если я оступлюсь хоть на шаг — мне конец.

Мои размышления прервал