Не поддающийся (чувствам) - Дарья Волкова

– Сделаем корректировку,

Легко сказать! Это же мне опять придется пересекаться с Рустамом. А придется делать даже не корректировку, там пятьдесят процентов плюсом к бюджету. Нет, я только рада тому, что больше денег пойдет на помощь тем, кто в ней нуждается. Но я не думала, что решения о распределении подобных финансовых объемов принимаются вот так… спонтанно. Ведь сумма даже для «Балашовского» приличная.

– Они вышли на меня буквально вчера. Если мы в это не вложимся, роддом закроют.

Все выкладки по этому роддому я получила от Милана и уже подробно изучила их. И все про это дело я понимаю. Один из подмосковных муниципалитетов закрывает роддом под тем предлогом, что здание находится в аварийном состоянии, а денег на капитальный ремонт в бюджете нет. Были уже и народные сходы, и пикеты у администрации, и записи видеообращений, но ничего не поменялось. А жители полагали – и не без оснований полагали – что если роддом закроют, то его уже не откроют. И куда девать женщин – находящихся в положении или которым надо рожать? Москва, соседние города? Спорно. И опасно.

– Им бы надо было раньше к нам обратиться. Ну да что теперь. Рена, роддом – наш приоритетный проект. Я хочу, чтобы ты им занялась в первую очередь.

Я думала, что у меня будет больше свободы маневра. Что в рамках бюджета я буду планировать сама. Да я и распланировала уже. Теперь все переделывать придется. Да еще и с Ватаевым снова общаться. Хотя это меня обрадовало. Где-то в глубине души.

– Рена, не воспринимай это как вмешательство в твою работу. Или как то, что я тебе не доверяю.

Я плотнее сжимаю губы. Это Милана такая проницательная или это я так плохо владею своим лицом, что она все легко считывает?

– Это моя личная просьба, Рена, – в первую очередь заняться этим роддомом. Обещаю, что не буду злоупотреблять такими просьбами.

Вообще-то, Милана имеет полное право распоряжаться моим временем и тем, какие проекты двигать. Но ее «личная просьба» льстит мне. Мне приятно, что она доверяет мне. А потом я включаю голову. Личная просьба – неспроста. Да и спонтанность Милане Балашовой не свойственна, насколько я ее оцениваю.

Мне приходит в голову неожиданная мысль, и она почему-то сразу оказывается у меня на языке.

– Вы родились в этом роддоме, Милана?

Ну да, да! Это же очевидно. И тогда совершенно понятно.

– Нет. Но я считаю неправильным лишать женщин помощи в такой сложной ситуации, – а потом, после паузы, негромко добавляет: – Наша с Артуром мать умерла во время родов. Так же, как и ваша мама, Рена.

Меня почему-то не удивляет, что Милана об этом знает. Острота потери давным-давно притупилась, чтобы реагировать на это бурно. Больше меня поражает откровенность Миланы. И то, что мы с этой красивой успешной женщиной в чем-то схожи. И следующие слова у меня получаются сами собой.

– Я все поняла, Милана. Сейчас же займусь вопросом роддома.

***

– Рена, у нас так не принято.

Какой же ты зануда, Рустам Ватаев! Как меня достали твои безупречные костюмы и белоснежные рубашки!

– Я знаю.

– Я не могу просто так взять – и выложить из кармана плюс пятьдесят процентов к твоему бюджету.

Да иди ты! Я чувствую себя попрошайкой, хотя таковой не являюсь. Я не для себя прошу эти деньги. И даже не по собственной инициативе.

– Это решение Миланы.

– Я поговорю с ней.

Несомненно, поговорит. Они птицы другого полета, и говорить будут иначе. В конце концов, они оба Ватаевы, мачеха и пасынок. Задумываюсь вдруг, какая у Рустама мать. И где она. Так, подумаю об этом потом.

– Незачем. Милана приняла решение. Она имеет право принимать такие решения.

Ватаев выразительно выгибает бровь. Черт. Как у мужчины самой красивой частью лица могут быть брови?!

– А смета? А подрядчики? – голос Ватаева тихий и обманчиво ласковый. – Кто все это будет делать, Рена? Кто контролировать? Мы должны понимать, на что расходуем такие суммы.

Ой, вы еще и не такие суммы расходуете! Правда в том, что эти суммы контролируют люди, которые уже члены команды. Которым Ватаев доверяет. И проверяет, конечно. А я? Я для него никто.

И вдруг – хотя, наверное, не совсем вдруг – это поручение и для меня становится личным. Тут и личная просьба Миланы, замешанная на наших с ней схожих судьбах, и желание доказать Ватаеву, что я могу потянуть такие крупные проекты. Нечего на меня так снисходительно смотреть! Что ты понимаешь о потребностях беременных женщин! Я тоже ничего, но все-таки женщина! Ну, почти.

– Я планирую выехать на место и все изучить.

– Только планируешь?

Как же меня бесит его снисходительность! Да, я ни хрена не понимаю ни в стройках, ни в капитальных ремонтах, ни в сметах. Но это не значит, что я не смогу разобраться в этом на необходимом для принятия решения и для контроля уровне!

– Я выезжаю завтра.

– Ну, вот вернешься с конкретикой – тогда и поговорим.

Все-таки Гульнара тогда правильно сказала – тролль! Кощей, который над златом чахнет. Ничего, я буду не я, если не уделаю тебя. И не вытрясу из тебя, уважаемый Рустам Маратович, все до копеечки.

***

– Ты опять туда?

– Угу, – я не отрываюсь от бумаг. Странно, но Ленэра не делает мне замечания, что я читаю за столом.

– Не слишком часто ты туда ездишь?

– Это моя работа.

Неожиданно меня поддерживает Ленэра.

– Это безобразие, что собираются закрывать роддом, – она подливает нам чая. – Рена делает важное и нужное дело

О, это, наверное, женская солидарность. Милана вот понимает. Ленэра понимает. Главный врач роддома понимает. А вот Аир не очень понимает. И совсем не понимает Ватаев!

А, может быть, все дело в том, что для Ленэры эта история тоже личная. Милана Балашова и я каждая потеряла мать. Ленэра потеряла дочь.

Рано я радовалась поддержке Ленэры. Она заходит с другой стороны. И с козырей.

– Вот сейчас бы тебе очень пригодилось юридическое образование, Реночка.

Ух ты. Даже Реночка. Это вот прямо тревожащий признак того, что Ленэра собирается взяться за меня всерьез. Меня спасает звук пришедшего сообщения. Это водитель служебной машины. Да, теперь не только Аира забирает служебная машина.

Торопливо допивая чай, запихиваю бумаги в подаренный