Хрустальная ложь - М. Эль

Валерия моргнула. В её мире никто не задавал таких вопросов. Никто не спрашивал о том, что внутри.

Он смотрел так… по-отцовски. Слишком по-отцовски, вызывая в ней давно забытые, болезненные чувства.

— Я… — она запнулась и отвела взгляд. — Сложно, наверное. Всё сложно.

— Ты дома, Валерия, — мягко произнёс он, словно утверждая неоспоримую истину.

— Я в доме Энгелей. — Она пыталась сопротивляться этой мысли.

— Это тоже дом. И ты — не гостья. Ты здесь не временно.

Девушка чуть улыбнулась, криво и неуверенно.

— Не уверена, что ваши стены рады итальянке с дурным характером.

Мужчина усмехнулся, в его глазах появилось что-то озорное.

— Эти стены видели девушку куда хуже.

— Вашу жену?

— Мою Амалию, да. — Его глаза потеплели, в них заплясали воспоминания. — Она бы тебя обожала. Ты бы ей очень понравилась.

Валерия прикусила губу, чтобы не заплакать от этих слов, от образа женщины, которую она никогда не знала или может просто не помнила, но которая, казалось, понимала её.

Люциан заметил — и мягко перевёл тему, почувствовав её уязвимость:

— Я хотел сказать тебе… спасибо.

— За что?

— За то, что вернула моего сына живым.

Она тихо выдохнула, чувствуя, как тяжесть спадает с её плеч.

Он продолжил. — Виктор… он никогда не сражался так яростно. Ни за что. Он был словно выпущенный на свободу зверь. И когда тебя ранили…

— Пожалуйста, — перебила она, закрыв глаза ладонью, её голос дрожал. — Не надо. Не нужно говорить об этом.

— Ты не хочешь вспоминать?

— Не хочу снова видеть его лицо… тогда. — Она вскрыта. Слабая, уставшая, настоящая. И Люциан смотрит на неё так, словно принимает каждую её трещинку, каждый шрам.

Мужчина осторожно накрыл её руку своей, его прикосновение было тёплым и успокаивающим.

— Валерия… я рад, что ты здесь. Я действительно рад.

Она подняла взгляд — и в груди защипало. Он был такой… родной. Такой, как и ее отец. Киллиан. Господи, как она по нему скучала...

Валерия открыла рот, чтобы сказать спасибо, чтобы сказать

я тоже рада, чтобы сказать вы мне очень помогаете...

Но вырвалось другое.

Очень тихо.

Очень хрупко.

— …пап…

Она осеклась. Глаза распахнулись от ужаса, щёки залил румянец. — Я… это случайно было. Не… не считайте…

Люциан застыл. Секунда. Две.

И он улыбнулся — так нежно, так тепло, что сердце Валерии дрогнуло, а на глаза навернулись слёзы. Его глаза были полны любви и понимания.

— Если хочешь… можешь меня так называть, — сказал он мягко, его голос был полон отеческой нежности.

Она покраснела ещё сильнее, закрыла лицо руками. — Я… это случайно было. Не… не считайте…

Он тихо засмеялся, поднялся и аккуратно обнял её, прижимая к себе так, будто она действительно его дочь, которую он ждал всю жизнь.

— Никаких случайностей, девочка. Если сердце сказало — значит, так и есть.

Валерия уткнулась лбом ему в грудь — впервые за много лет позволяя себе почувствовать тепло старшего мужчины, не страх, не контроль, а семью. Она чувствовала себя защищённой.

— Спасибо… папа, — выдохнула она наконец. Совсем тихо. Но уже — осознанно. — Я просто очень скучаю по семье.

Люциан поцеловал её в макушку, как когда-то делал Виктор, когда думал, что она спит.

— Добро пожаловать в семью, Валерия. А твоих родителей обязательно сюда пригласим. Всю семью. Думаю будет весело.

В этот момент дверь резко распахнулась — Виктор, злой, как обычно, стоял на пороге. — Ты опять встала с крова...

Он замер. Слова застряли в горле.

Увидел: её в объятиях Люциана, её красные от слёз глаза, её дрожащую, но счастливую улыбку.

И спросил осторожно, его голос был полон недоумения и осторожности:

— Всё… нормально?

Люциан ответил за неё, с сияющей улыбкой. — Лучше не бывает, сын.

А Валерия, всё ещё бледная, но счастливая, кивнула, глядя на Виктора.

— Всё хорошо, Виктор. Правда.

— Я, между прочим, пришёл к ней, — сказал Виктор, делая шаг вперёд, его голос был чуть более резким, чем обычно.

— И я, — спокойно заметил Люциан, его улыбка стала шире, а глаза светились добротой.

— Я её мужчина, — выговорил Виктор, его взгляд был прямым, бросая вызов.

— А я — её… — Люциан сделал паузу, наслаждаясь моментом. — …как там она меня сегодня называла? Ах да. «Папа».

Виктор завис. Его мозг, привыкший к самым сложным стратегиям и опасностям, просто отказал. Валерия замерла, её лицо вспыхнуло, а глаза испуганно метнулись между отцом и сыном. В следующую секунду Виктор выпалил, его голос был полон шока:

— Чего?

Люциан с самым невинным видом, как будто говорил о погоде:

— Она назвала меня папой. Дважды. Очень мило.

Виктор уставился на Валерию, его взгляд был смесью недоумения, ревности и странной детской обиды. — Ты… его так называешь?

Она пожала плечами, пытаясь сдержать подступающий смех, который угрожал порвать свежий шов. — Оно само вырвалось.

— А меня ты так называешь? — спросил Виктор опасно тихо, его голос был низким и угрожающим, но с толикой затаённой надежды.

— Ты хочешь, чтобы я… — она приподняла бровь, её губы дрогнули в улыбке. — …называла тебя папой? — Валерия сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос, но не могла не пошутить. — Или папочкой?

Он чуть не подавился воздухом, его лицо стало пунцовым. — Не так! Ты понимаешь, о чём я!

Люциан рассмеялся первым, его смех был глубоким и искренним.

— Сын, я тебя впервые вижу ревнивым. И это — очаровательно. Ты и в детстве собственником был. А сейчас...

Виктор загорелся злостью и смущением одновременно.

— Я не ревную!

— Конечно, нет, — кивнул Люциан, его глаза сияли.

Валерия рассмеялась так искренне, так заразительно, что Виктор растаял всеми своими льдами, вся его злость испарилась, сменившись нежностью.

Он сел рядом с ней на кровать, осторожно обнял её за талию, притягивая ближе, и тихо бросил, глядя на отца:

— Моё.

Люциан хмыкнул, качая головой. — Дитя моё, с ним явно будет тяжело.

Валерия улыбнулась, прижимаясь к Виктору. — Я в курсе.

Виктор прижал её ближе, глядя на обоих, его глаза сузились.

— Прекратите разговаривать так, будто я тут не стою.

— А ты сядь, — сказала Валерия, игриво поправляя его руку.

— Я сижу.

— Тогда расслабься.

— Не буду расслабляться, пока мой отец не перестанет красть мою женщину.

Люциан поднялся, потрепал Виктора по плечу, его улыбка была полной родительской любви и гордости.

— Рад слышать, что хоть теперь ты говоришь «моя».

И ушёл, оставив Валерию давиться смехом, а Виктора — красным как закат, полностью смущённым.

— Прекрати, — буркнул он, пряча лицо в её волосах.

— Ты ревновал своего отца ко мне. — Её голос был нежным, но в нём звенело торжество.

— Нет.

— Да.