Хрустальная ложь - М. Эль

— Виктор… это было мило.

Он откинул голову на диван, тяжело вздохнув. — Господи, я становлюсь идиотом.

— Ты был им всегда, — нежно сказала Валерия, прижимаясь к нему. — Просто теперь это очаровательно.

Виктор поцеловал её ладонь — и впервые за долгое время успокоился, найдя покой в её прикосновении, в её присутствии.

...

В полдень она осторожно вышла на воздух, опираясь на Виктора. Её люди сидели на ступеньках крыльца, Селина приносила им чай и пледы, заботливо ухаживая за каждым.

— Госпожа! — её команда подскочила, словно по команде, готовые броситься к ней.

Но она подняла руку, улыбаясь. — Я не из стекла, расслабьтесь.

— В этот раз — почти, — пробурчал Диего, его взгляд был полон беспокойства.

Она рассмеялась, её смех был слабым, но настоящим, разносящимся по солнечному двору, обещая, что всё теперь будет хорошо.

Дом Энгеля — огромный, строгий, идеально вычищенный — вдруг стал похож на хаотичное итальянское гнездо. В нём теперь царил свой, новый порядок. Рико с Диего заняли половину кухни, превратив её в шумный эпицентр мафиозной кулинарии. Саль расположился в тренировочной комнате, откуда доносились звуки ударов по груше и итальянские ругательства. Лука уже прикрутил к стене громкую колонку, и по дому разносились оглушительные, но странно зажигательные мелодии. А остальные просто ходили и страдали фигней, как выразился бы Виктор, устраиваясь в самых неожиданных местах.

Виктор стоял посреди коридора с абсолютно смертельным выражением лица и смотрел на всё это так, будто пришёл домой и обнаружил там цирк, рынок и маленькую армию одновременно. Его идеальный порядок был нарушен.

— Рия… — он выдохнул, его голос был полон отчаяния. — Ты привезла сюда…

— Семью, — перебила она, проходя мимо него, её губы тронула игривая улыбка. — Привыкай, муженёк.

Он открыл рот — и тут же закрыл. Даже возразить было бесполезно. Всё, что он мог сказать, было бы встречено хором итальянского негодования или её едким замечанием.

Люди Валерии кивали ему уважительно, но без раболепия. Они были её людьми. И в доме Виктора теперь было две силы, и обе с радостью порвут любого за свою госпожу, неважно, кто стоял против них.

Виктор принял это стоически. Почти.

— Только не трогайте мои ножи, — сказал он Салю, который уже с любопытством рассматривал коллекцию холодного оружия Виктора.

— Никаких обещаний, босс американцев, — отозвался тот, не отрываясь от клинка.

Виктор тяжело вздохнул. Это будет долгая, очень долгая адаптация.

На третий день, когда Валерия попыталась подняться в кабинет, Виктор перекрыл ей вход, его тело было стеной.

— Ты никуда не поедешь. Ни сегодня, ни завтра. Ты восстанавливаешься.

— Если ты не отойдёшь, Энгель, я ткну тебя вот этим, — Валерия показала тонкую металлическую скрепку, которую каким-то чудом нашла. Её глаза горели вызовом.

Он моргнул, его брови поползли вверх.

— Ты угрожаешь мне… канцелярской принадлежностью?

— Я угрожаю тебе всем, что есть под рукой. И ты знаешь, что я не блефую.

Виктор закрыл лицо ладонью, его плечи слегка подрагивали. — Господи, я реально на тебе женюсь. Ты больная.

— А ты — контролирующий псих. Разошлись. — Она попыталась протиснуться мимо него.

Он не уступил. Но она развернулась… И через пять минут сидела в машине, потому что её парни, хихикая, отвезли её в офис.

Виктор выругался — громко, злобно, на трёх языках — и поехал следом, зная, что остановить её невозможно, но и отпустить одну он не мог.

Когда Валерия вошла в зал суда — строгий костюм, идеально собранные волосы, уверенный шаг, несмотря на боль — прокуроры реально замерли. В их глазах читалось удивление, смешанное с паникой.

Кто-то даже выронил ручку, раздался звонкий стук по мраморному полу.

Она выиграла процесс за сорок минут. Хлестко. Умно. Без жалости. В её глазах горел тот самый дьявольский огонь, что так притягивал Виктора.

Виктор стоял в коридоре здания суда, облокотившись на стену, его лицо было непроницаемо. Он наблюдал, как она идёт к нему, каждый её шаг был актом триумфа. Гордость светилась в его глазах, но он сделал вид, что злой, готовый обрушить на неё весь свой гнев.

— Ты должна была отдыхать, — пробурчал он.

— И потерять этот кейс? Нет уж. Это был мой кейс.

— Змейка… — Он хотел ругаться. Хотел взорваться. Хотел накричать на неё за её безрассудство. Но вместо этого взял её лицо в ладони и поцеловал в висок, уткнувшись носом ей в волосы, вдыхая её запах.

— Больше так не делай. Не заставляй меня сходить с ума. — Его голос был полон отчаяния, нежности и едва сдерживаемого страха.

Она вздохнула — и впервые позволила себе быть слабой, прижимаясь к его рукам, позволяя ему держать её.

Вернувшись в дом, Виктор уложил её на кровать. Лёг рядом, прижал к себе так крепко, словно боялся, что она растворится, исчезнет, как сон.

Валерия тихо сказала, уткнувшись ему в грудь:

— Виктор…

— Мм? — Его голос был сонным, но он был полностью внимателен к ней.

— Я думала, что ты играл мной. — Её плечи слегка дрожали.

— Я знаю. — Он погладил её по волосам, его дыхание было глубоким.

Валерия уткнулась ему в грудь, её плечи дрожали ещё сильнее.

— Но я… не смогла разлюбить тебя. Даже когда узнала всё. Даже когда бежала. Даже когда хотела тебя убить.

Виктор затаил дыхание. Его сердце пропустило удар.

— Я знаю, — повторил он едва слышно, его губы коснулись её макушки. — Моя девочка… я знаю.

Он погладил её по волосам, осторожно, с той трепетностью, которой от него никто бы не ожидал.

— Не смей больше подставляться, слышишь? Я потерял одну женщину, которую любил. Второй потери я не переживу. — Слова вышли рваными, почти болезненными, обнажая его самую глубокую рану, его самый потаённый страх.

И она впервые за долгое время… заплакала. Слёзы текли по её щекам, обжигая кожу.

— Мне так больно было оттого, что я думала — ты предал. Так больно… — Её голос был прерывистым, полным невыплаканной боли.

— Тише, Змейка… Тише, моя любимая. — Он целовал её лоб. Её висок. Её пересохшие, уставшие глаза, собирая каждую слезу.

Шептал:

— Всё хорошо. Я здесь. Я рядом. И никуда больше не отпущу. Даже если мне придётся сражаться со всем миром. Даже если с твоей семьёй. Даже если с тобой самой.

Валерия вцепилась в его рубашку, сжимая ткань в кулаке. — Ты сумасшедший…

— Я? — он усмехнулся, касаясь её носом, его голос был полон нежности и безумия. — Это ты заставила меня сойти с ума. Ты.

Он притянул её ближе, к тёплой, надёжной груди, окутывая её своим запахом, своим теплом.