Хрустальная ложь - М. Эль

— Однако уже спустя пару встреч я понял, что игры не хочу. — Он осторожно погладил её по руке, его пальцы слегка дрожали. — Ты мне понравилась. Маленькая, сумасшедшая, грубая, иногда черствая, но ты не скрывала. Ты не выставляла себя идеальной, но для меня ты — идеальна. Когда ты осмеливалась поднимать на меня оружие, когда помогала при моей болезни, когда просто смотрела на меня с тем своим дьявольским огоньком в глазах — я уже не сомневался. Мне нужна именно ТЫ. Я знал, во что ввязывался. Знал, какая ты. И я не отказываюсь от своих слов. Я люблю тебя, моя девочка. И я сделаю всё, абсолютно всё, чтобы ты больше во мне не сомневалась. Чтобы ты видела меня таким, какой я есть.

Валерия зависла. Буквально. Смотрела на него, как на привидение, её глаза были широко раскрыты, а дыхание сбилось. Она ожидала многого: угроз, обещаний власти, манипуляций. Но не этого. Не такой обнажённой, честной, даже хрупкой исповеди.

Виктор приподнял бровь, лёгкая усмешка тронула его губы, но в глазах читалось напряжённое ожидание.

— Ты получила ответы, Рия?

— Да… — она выдохнула, словно только что всплыла на поверхность после долгого погружения. — Хуже то, что они мне нравятся.

— Это плохо? — его улыбка стала чуть шире.

— Очень, — прошептала она, и в её голосе звенело некое отчаяние.

Он наклонил голову, изучая её лицо.

— Почему?

— Потому что теперь придётся признать, что ты… — девушка замолчала, пытаясь подобрать слова, но слова, казалось, застряли в горле. — настоящий.

Виктор улыбнулся едва заметно, уголки его губ поползли вверх, а глаза смягчились.

— Для тебя — всегда.

Валерия легла на подушки, прикрыв глаза ладонью, словно пытаясь защититься от этой обрушившейся на неё искренности.

— Всё. Уйди. Я хочу пять минут тишины, чтобы не думать, что ты… такой.

— Какой? — спросил он, его голос был полон лёгкого веселья, но в нём скрывалось и глубокое, серьёзное чувство.

— Искренний, чёрт тебя побери, — проворчала она, пытаясь скрыть свою растерянность.

Виктор наклонился и поцеловал её в висок, его губы были мягкими и тёплыми.

— Привыкай, Змейка. Я не вру тебе. И никогда не буду.

А она лежала, прикусывая губу — чтобы не улыбнуться. Чтобы не выдать себя. Чтобы не показать, насколько сильно эти слова потрясли её. Его признание, его уязвимость, его открытость — всё это было самым мощным оружием, которое он мог использовать против неё. И самым прекрасным подарком, который она когда-либо получала.

...

Валерия сидела на больничной койке, укутанная в огромное, чёрное одеяло, из-под которого торчала лишь голова. На ней была футболка Виктора — своя была разорвана врачами, а её любимый псих принёс ей первую попавшуюся. Большая, чёрная, она пахла им — запахом дорогого парфюма, кожи и пороха. Она сидела, как королева на троне, и смотрела в окно на серый городской пейзаж. Больно? Да, адски. Слабо? Тоже да, тело едва слушалось. Раздражена? Абсолютно. До глубины души.

Виктор подошёл к постели, в руке он держал документы для выписки, его лицо было сосредоточенным.

— Змейка. Пора ехать…

— Домой. — перебила она, не давая ему договорить, её голос был твёрд.

Он замер, удивлённый.

— Куда?

Она подняла взгляд. Устало, но твёрдо, без тени сомнения. — В Нью-Йорк. Домой.

— … — Виктор молчал, переваривая услышанное.

— И на работу. — добавила Валерия, словно это было самое очевидное на свете.

— На какую работу? — Его голос прозвучал с нотками недоверия.

— Прокуроры без меня уже, наверное, отмечают моё исчезновение, — фыркнула она. — Надо идти спасать правосудие.

Мужчина уставился на неё, как на сумасшедшую. Его брови взлетели вверх.

— Ты. Только что. Пережила. Покушение. Чуть не погибла.

— Ничего нового, — отмахнулась она. — Обыденность.

Виктор прикрыл глаза, будто молился всем богам сразу, пытаясь найти в себе силы не начать спорить.

Дверь распахнулась так резко, что пожилой доктор, проходивший мимо, вздрогнул и уронил папку с бумагами. Ввалились её парни — её личная элита. Растрёпанные, злые, с синяками и сбитыми костяшками (видимо, дрались с кем-то по пути), но их глаза сияли от облегчения и радости.

— Госпожа! — крикнул Саль.

— Ты жива! — добавил второй, Диего, его обычно невозмутимое лицо было искажено эмоциями.

— Мы думали, тебя уже хоронить пришлось бы! — прохрипел Джей, вытирая навернувшиеся слёзы кулаком.

Лука и Рен просто пытались сдержаться.

Валерия попыталась подняться, но тело подвело, и она только подняла руки вперёд, слабо улыбаясь:

— Подходите по одному. Я вас всех обнять хочу, но хуже чем сейчас мне станет, только если вы навалитесь разом.

Диего прижал её осторожно, его огромные руки едва касались её тела. Саль отступил, вытирая глаза. Рен попытался сделать шутку, но слова сорвались, превратившись в хриплый шёпот:

— Мы думали… всё…

Она хрипло рассмеялась, и это был не тот смех, что слышал Виктор в подвале, а более искренний, от облегчения.

— Я тоже думала, что всё. Чуть не сдохла, да. Но не в этот раз.

И тут Виктор резко, неожиданно для всех, вмешался, его голос был холодным, как лёд:

— Если она ещё раз примет пулю на себя — я её сам убью.

Итальянцы повернулись к нему синхронно, как три пса из ада, их глаза сузились.

— Ах ты, американская мразь.

— Госпожу не трогай.

— Она тебе не собственность, понял?

Виктор медленно поднял бровь, с видом человека, который не знает — смеяться или врезать каждому. Он уже привык к их выходкам, но это было слишком.

— Мне нравится, какая компашка тебя окружает, Змейка. Прям видно: отбитые.

— Мы? — парни хором, возмущённо. — А ты? Русский-американец с комплексами — идеальный союзник, да? Идеальный муж?

Он щёлкнул пальцами, словно пытаясь призвать терпение.

— Господи. Где ты их находишь? Это что — спец акция Италии по уничтожению моей нервной системы?

Валерия закрыла глаза ладонью, устало потирая виски. Шепнула:

— Господи… я устала.

— Она устала! — крикнул Саль, драматично указывая на Виктора. — Смотрите, что вы с ней делаете!

Оба лагеря снова начали орать друг на друга. Виктор — на итальянцев, обвиняя их в некомпетентности. Итальянцы — на Виктора, защищая свою госпожу. Доктор, напуганный до смерти, кричал на всех, требуя тишины в больничной палате.

А Валерия медленно легла обратно на подушки, закатив глаза — и выдала самым трагическим голосом, каким только могла:

— Мне плохо…

Они замолкли. Все.

— ….

— ….

— ….

— Вы закончите, идиоты? — прошептала она, её голос был едким. — Или мне правда отъехать, чтобы вы успокоились?

На выходе из больницы, когда они уже стояли у автомобиля, Виктор попытался взять её на руки, чтобы