432 часа - Джессика Гаджиала

— Они нашли меня в переулке?

— Да.

— Кто-то отвел меня в переулок, перерезал мне запястье, а затем оставил там умирать? — спросила я, сжимая челюсть — и, следовательно, мой тон — стал резким.

— Похоже, что так, — согласился он, сохраняя спокойствие, чтобы компенсировать мое ухудшающее настроение.

— Какого черта копы, парамедики или врачи в больнице поверили, что я буду пытаться покончить с собой в отвратительном, заваленном мусором переулке?

— Возможно, им это не показалось таким уж странным. Большинство женщин, которые пытаются покончить с собой, делают это в местах, где они не оставят после себя беспорядок, который придется убирать близким. Поэтому ванна пользуется популярностью. Но и машина тоже. Или где-нибудь на улице, чтобы не запятнать свои вещи.

Я понимала.

Я знала.

— Но переулок? — настаивала я.

— Да, если бы они нашли тебя в парке или где-то еще, я бы даже сказал, что, у тебя была плохая ночь. Но переулок — это подозрительно. Но, имей в виду, что эти люди понятия не имели, кто ты такая. Все, что они знали, — это то, что ты бездомная, или ищешь работу, или что-то в этом роде. Ты можешь быть богатой, но ты не знаменитость. У них не было бы причин сомневаться в том, где тебя нашли.

— Наверное, это правда, — согласилась я, хотя от этого гнев внутри меня не стал менее жгучим и разрушительным.

Потому что кто-то, скорее всего, кто меня знал, оставил меня умирать в заваленном мусором переулке.

Обращаясь со мной, в свою очередь, тоже как с мусором.

Это жгло сильнее, чем должно было.

К этому гневу, однако, примешивалась глубокая печаль.

Я и так никому не доверяла.

Мысль о том, что кто-то из моего очень узкого круга мог так поступить со мной…

— Эй, не позволяй этому задеть тебя. То, что они сделали, не имеет к тебе никакого отношения, это все, — связано с ними.

— Я знаю. Но это не значит, что мне не больно, — сказала я ему, потянувшись за своим вином.

— Я должен спросить тебя об этом, и я пойму, если это тебя расстроит, но я должен это сделать.

— Хорошо, — согласилась я, напрягаясь.

— Это мог быть Кэм? — спросил он.

— Ни за что. Ты сам это сказал. Он нашел вас, пришел к вам и даже пытался заплатить вам за эту работу. В этом нет смысла, если бы это сделал он.

— Здесь выступают дьяволы, — сказал он, положив руки на стол и наклонившись ко мне, создавая небольшую близость, чтобы мне было легче понять его точку зрения. — Если бы он попытался это сделать, и если бы у него ничего не получилось, он бы понял, это, когда ты отправила ему сообщение на его смарт-часы, разве не имело бы для него наибольшего смысла сделать все возможное, чтобы создать впечатление, что это никак не мог быть он?

Это был вполне здравый аргумент.

Но все внутри меня восстало против этого.

Это был парень, который ходил со мной за обувью, который пытался заставить меня пойти к врачу, когда я этого не хотела, который помогал мне менять окровавленную марлю, когда мне нужно было делать операцию на полости рта.

Да, я хорошо ему платила.

Но я бы хорошо платила ему, даже если бы он этого не делал.

Если он ненавидел меня настолько, что выбросил как мусор, тогда зачем ему делать все возможное во всех других областях?

— Я вижу, ты пытаешься придать этому смысл, — сказал Брок, протягивая руку и кладя ее мне на запястье. — Но я должен напомнить тебе, что люди, которые способны на такое дерьмо? Они не рациональны. То, что они сделали или не сделали, не будет иметь никакого смысла.

Я только наполовину переваривала то, что он говорил.

Когда его большая рука легла на мое запястье, а большой палец рассеянно поглаживал его, мой организм так же пытался справиться с волной желания, которая расцвела во мне.

— Все, что я говорю, действительно нужно обдумать. Прокрути это в голове. Если после этого ты придешь к выводу, что это даже отдаленно невозможно, я тебе поверю. Но ты должна быть объективна.

— Хорошо, — согласилась я, кивая.

— И с точки зрения безопасности, я должен спросить.

— Боже, что теперь? — проворчала я, отдергивая от него руку и кладя ее себе на колени. Я чувствовала, что у меня кружится голова. Мне нужно было сосредоточиться.

— Ты остаешься наедине с Кэмом в течение дня, когда может случиться что-то плохое?

— Нет. Я имею в виду, мы никогда по-настоящему не остаемся одни на работе. И даже когда мы в машине, с нами есть мой водитель. Единственное, когда мы могли бы остаться наедине, это если бы он зашел в квартиру.

— Но пока я здесь, это не будет проблемой.

— Точно, — согласилась я, радуясь, что у меня есть причина быть с ним рядом. Во всяком случае, на рациональном, менее управляемом гормонами уровне.

— Это, наверное, команда, — сказал Брок, когда раздался звонок в мою квартиру.

После того как он зазвонил, я почувствовала необходимость повернуться и броситься убирать еду, но обнаружила, что Брок уже сделал это.

— Приготовься к Леннону, — сказал Брок, когда я потянулась за бокалом вина и сделала еще глоток. — Он может быть немного эмоциональным.

— Насколько эмоциональным?

— Эмоциональным в том смысле, что он видел и слышал все эти безумные истории о том, что может случиться в доме, если он не защищен должным образом, поэтому он очень бдителен, — объяснил Брок. — А с балконом у него будет просто охренительный день, — добавил он, ухмыляясь и качая головой.

— Это балкон пентхауса, — напомнила я ему. — Здесь даже пожарной лестницы нет.

— Я гарантирую тебе, что он придумает историю, чтобы вселить в тебя страх Божий.

Леннон, как и Брок, с первого взгляда кричал о том, что он бывший военный.

Он был гигантом с темной кожей, ногами размером со ствол дерева и самыми большими руками, которые я когда-либо видела.

У него было красивое лицо, квадратная челюсть и суровый лоб.

Все в нем было серьезным, но в его карих глазах также была легкая доброта.

— Леннон, это Миранда. Миранда, Леннон.

— Мисс