Я буду сверху - Мария Зайцева

Вжимаюсь в него, облизываю крепкую, вкусно, безумно вкусно пахнущую шею, что-то мурлычу, пытаясь достать до мочки уха и не контролируя себя совершенно.

Да и не надо мне контролировать. Этим он занимается.

Рычит, держит, трахает. Ах, как хорошо…

Стискиваю ноги у него на пояснице, погружаясь в свой кайф, ловя его, продлевая. С ним всегда долго, горячо, так, что трясет еще какое-то время от наслаждения.

– Боже, ай! – не выдерживаю напряжения, и он тут же зажимает мне губы жесткой лапой. Ускоряется, двигаясь уже совсем бешено и грубо, и я кончаю. Долго, сладко, до звезд в глазах. Каа-а-айф… Боже, какой кайф…

Словно во сне, ловлю его финальную дрожь, продлеваю ее, выдаивая для себя остатки удовольствия.

И бессильной тряпочкой обмякаю в его лапах после. Зная, что он и тут проконтролирует. Не отпустит. Позаботится.

Он и в самом деле мягко и аккуратно опускает на пол, проводит ладонями вниз, целомудренно опуская на мне юбочку, обычную, до колена, в невинную клеточку. В комплекте к юбочке: белая блуза и гольфы. Все скромно. Без выпендрежа.

Я вообще не выпендриваюсь никогда, непонятно, что его так во мне зацепило. Неужели то, что так удачно приземлилась на него в спортзале?

– Курпатов, ты совсем с ума сошел?

А это ко мне дар речи возвращается. Вовремя, ничего не скажешь.

– Какого черта ты творишь?

– Это ты какого черта? – рычит он, наклоняясь ниже, чтоб глаза в глаза. И я залипаю на его бешено расширяющиеся зрачки. Здесь плохо видно, вокруг нас полумрак, разбиваемый полосой света из-под двери. И оттого глаза его кажутся черными и дьявольскими. – Что это придурок имел в виду?

– Не пойму, о чем ты… – бормочу я, наощупь проверяя комплектность пуговиц на блузе. Мало ли, вдруг оторвал, бешеный такой. А мне весь день еще учиться.

– Все ты понимаешь… – раздраженно бьет он ладонью о стену рядом с моей головой. Ой, какой страшный хомячок!

Не удерживаюсь, фыркаю.

– Смешно тебе? Смешно? – еще больше раздражается Курпатов, – я его в землю вобью, поняла? А тебя к кровати привяжу!

– Одни обещания, – вздыхаю я, – ты лучше скажи, какого черта трусики порвал? Мне как учиться теперь?

– Никак, – скалится он, и зубы в полумраке кажутся белыми и хищными, – ко мне поедем.

– С чего это? – удивляюсь я, – у меня сегодня три пары.

– Какие еще пары? Без трусов?

– Ну, ко мне никто под юбку заглядывать не будет, – пожимаю я плечами, а затем, воспользовавшись тем, что Курпатов занимается приведением себя в порядок, умудряюсь проскользнуть под его рукой и оказаться у двери подсобки. И там, с нескрываемым удовольствием, договариваю, – пока, во всяком случае.

И, игнорируя придушенный яростный хрип: “Что значит “пока”?”, дергаю дверь и выбегаю наружу.

Не торможу, понимая, что, стоит чуть задержаться, и догонит, плавали – знаем, скачу по лестнице и забегаю в аудиторию.

Прерываю пространный монолог профессора на сакраментальной фразе: “У гуманитария мозг нежный. Его нельзя травмировать цифрами”, киваю и протискиваюсь к Верке.

Профессор на мое появление только философски жмет плечами и продолжает:

– Продолжаем… И не смотрите на меня так… У вас сейчас лица такие… Называется, информация поступила в голову и ищет мозги.

Все ржут, я под шумок раскладываю вещи, Верка шепчет:

– Ты где была? Васькин в травмпункте.

– А чего? – не удивляюсь я информации.

– Упал неудачно.

– Бывает.

– А ты чего?

– Ничего. Живот прихватило. Давай слушать.

Открываю тетрадку, принимая привычный образ прилежной студентки.

Профессор опять что-то хохмит, одногруппники ржут, а я чуть выдыхаю. И погружаюсь в свои внутренние ощущения. Сладкие такие… Организм, получивший убойную дозу эндорфинов, плавает в волнующей неге. И все внутри до сих пор рефлекторно сжимается, словно желая опять почувствовать предельное растяжение и заполненность… Ох…

Едва слышно вибрирует телефон.

Читаю сообщение: “ На вахте после пары забери пакет”.

Вскидываю брови, но ничего не отвечаю. Обойдется. В конце концов, мы только трахаемся, сам же сказал. И непонятно, чего так возбудился на несчастного Васькина.

После пары забираю на вахте плотный пакет, открываю его в туалете и задумчиво рассматриваю ажурные белые трусики, вполне целомудренные и в то же время вызывающе сексуальные.

Надеваю. Мой размерчик. Надо же… Заботушка…

Не удержавшись, отправляю ему целомудренное “Спасибо”.

Получаю ответ: “Фотку”.

Ага, прямо разбежалась.

Фыркаю, отключаю телефон и иду на следующую пару, размышляя по дороге о неисповедимых путях, заведших меня в эту ситуацию.

И как я так вперлась-то?

Глава 17

После окончания пар, иду на работу, хотя ужас, как не хочется.

Что-то я совсем расслабилась, видимо, новые трусишки не способствуют рабочему настроению, а появившийся внезапно, регулярный, излишне даже регулярный, я бы сказала, и очень качественный секс окончательно сводит на нет любое желание работать и вообще хоть как-то шевелиться в этом направлении.

Хочется куда-нибудь рвануть с Платошей в обнимку, а не вот это всё. Может, получится выбраться на пару дней в выходные? Должны же быть у меня выходные, да?

Как-то я этот вопрос при приеме на работу не выяснила… Так обрадовалась вечернему графику и обещанию выплачивать деньги каждую неделю, что про все на свете позабыла.

Вот ведь овечка!

Ну ничего, даже если вдруг у меня, с таким шикарным графиком работы, не предусмотрены выходные на этой неделе, переживу…

Или вот: покручусь перед Курпатовым, намекну на сексодробительный уикэнд. И пусть придумывает, каким образом мне его организовать.

Меркантильно, конечно, но, с другой стороны, могу я извлечь выгоду из того факта, что теперь трахаюсь с менеджером магазина? Могу. И извлеку.

Мысль эта кажется свежей и очень интересной. И загоняет куда-то в далекие дали тревогу, что это все как-то неправильно. И что вместе проведенный уикэнд не особенно тянет на просто периодический трах. И что не стоит форсировать, я же не собираюсь в Курпатова влюбляться?

Ну, конечно, нет!

Он, безусловно, хорош до слюноотделения, весь такой высокий, рукастый, татуированный, улыбчивый обаяшка. И глаза у него… м-м-м… А как пахнет! М-м-м…

И нет! Я не собираюсь влюбляться, вообще!

Просто… ну, просто, если такой экземпляр обратил внимание, и почему-то выделил среди всех остальных, и так классно трахается… Ой, да все!

Когда еще сладко заниматься сексом, как не в двадцать лет? Через десять лет уже поздно будет… И нет гарантии, что не получится у меня, как в том анекдоте про старушку, которая увещевала, о «каждом пожалеешь! о каждом!»

Нет уж! Если вспоминать, то с кайфом!