Миллиардер из братства - Ана К. Блэклей

Одно я знаю наверняка — я не смогу держаться подальше от этой женщины. Наверное, мне придется хлестать себя, как самобичующийся монах, чтобы хоть ненадолго отвлечься от мыслей о ней.

Я бы никогда ей этого не сказал, но есть только одна вещь, которая может заставить меня держаться подальше от нее, — если она обвинит меня в изнасиловании. Скажет полиции, что я взял ее против ее воли. Богу известно, у нее есть все условия, чтобы это сделать. Полиция найдет ее голой, связанной и использованной. Если она заявит, я проведу остаток своей жизни, чувствуя себя дерьмом и пытаясь загладить вину.

Если же нет… я восприму это как приглашение стать неотъемлемой частью ее жизни — ее опорой.

На следующий день оказалось, что Миа Роджерс решила не заявлять на меня. Несмотря на унижение, которое ей пришлось пережить, когда после шторма ее вывели из братского дома, завернутую только в одеяло, все еще полную моей спермы и с зажмуренными от яркого света глазами, она сказала полиции, что все происходило с ее согласия.

Сделала ли она это из какой-то больной привязанности ко мне или из страха — неважно. Она приняла решение остаться моей.

Но этот ублюдок Тимоти сделал все, чтобы помешать мне снова приблизиться к ней, потому что он все же пошел в полицию и рассказал обо всем, что произошло.

Теперь у меня мишень на спине. Впрочем, я знал, на что иду. Я понимал риски с самого начала. Я знал, во что ввязываюсь, и сделал это ради Мии Роджерс.

Так что можешь представить, какая боль разрывает меня на части, когда спустя несколько месяцев я, наконец, выхожу из тени, уладив все свои проблемы, и обнаруживаю, что ее больше нет.

Без следа.

Я переворачиваю вверх дном весь кампус, заставляю людей рыться в ее прошлом, выяснять, куда она могла податься. Ничего. Она не оставила ни единой зацепки, которая указывала бы на ее путь. Даже записки друзьям — хотя у нее их почти не было. Она даже с родителями оборвала связь, хотя те все равно были парой самовлюбленных нарциссов.

Днями я бушую в братском доме, разрушая все на своем пути. Может, я зашел слишком далеко, выставив ее перед полицией. С тем, что вытатуировал ее имя на члене Тимоти. Со всем остальным.

Но пути назад нет. И монстра, в которого я превратился, уже не стереть.

Я провожу пальцами по своим ножам, пальцы чешутся пустить их в ход, метнуть в манекен через всю комнату — тот, на котором наклеено лицо этого ублюдка. Надо было вытатуировать ее имя у него на лбу, как я изначально планировал. Надо было вырезать его скальпелем прямо на его коже.

Но говорят, что люди встречаются дважды. И в следующий раз, когда он попадется мне, это закончится трагедией.

Что до нее, я найду ее. Даже если на это уйдет вся жизнь.

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Деклан

— Какой же нудный ебанный вечер, — заявляет женщина на моем плече с ленивым видом, размахивая рукой в белой шелковой перчатке, которая обхватывает ее предплечье и заканчивается чуть выше худого локтя.

— Да разве не все такие, — отзываюсь я ровным тоном, отпивая из своего стакана виски.

Так бы большинство не описало вечеринку в башне Vaughn Corp во время Нью-Йоркской недели моды. Уверен, модель Victoria's Secret, которую я взял с собой, думает точно не так. Но я слышал подобное уже не раз. Все это попытки выделиться. Прозвучать интересно. Стать той, кто окажется на моем плече в следующий раз. Хотя, честно говоря, я никогда не брал одну и ту же дважды. Это стало своего рода соревнованием — кто из них уговорит самого завидного холостяка Нью-Йорка надеть ей кольцо.

Никто и не будет. И не только потому, что я слишком мерзкий ублюдок с кучей скелетов в шкафу, но и потому, что я уже семь лет схожу с ума по одной женщине. Я так и не смирился с мыслью, что, возможно, больше никогда ее не увижу. И даже не собираюсь.

— Почему бы нам не пойти выпить куда-нибудь, где мы сможем побыть вдвоем? — говорит модель соблазнительным голосом, проводя пальцем по моему покрытому Armani рукаву. — Своди меня куда-нибудь уютно посидеть или, может, пригласишь меня к себе? — добавляет она, когда я молчу.

Я просто снова подношу бокал к губам, отводя взгляд в сторону.

Игнорируя ее дальнейшие попытки привлечь мое внимание, я осматриваю зал, пытаясь вспомнить, когда в последний раз гламур нью-йоркских вечеринок вызывал у меня хоть какие-то эмоции. Был ли потрясающий вид на Нью-Йорк когда-нибудь таким волшебным для меня, как для большинства? Означали ли городские огни, блестящий хрусталь, красные ковровые дорожки и ослепительные улыбки хоть что-то для меня? Не помню. Но знаю одно: все это — бессмысленный фарс.

За каждой безупречной, сияющей улыбкой скрывается зависимость. У каждой красавицы за спиной гнилой секрет, похороненный глубоко в прошлом. Не то чтобы я осуждаю. Не с таким количеством скелетов в моем шкафу. Но, по крайней мере, я не притворяюсь. Все здесь знают, что я — грязный, до отвращения богатый ублюдок, который использовал половину моделей с Fashion Week в самых извращенных способах. И при этом они все равно грызут друг другу глотки за крохи моего внимания. За шанс доказать, что именно они — Та Самая.

Это оставило на моем лице неизменную маску презрения, которая должна была бы намекнуть хоть немного сообразительным, чтобы держались подальше. Но только не этим людям. Им есть что доказывать — себе, миру. Они пойдут на все, чтобы добиться своего.

Разумеется, никого из них никогда не интересовало мое прошлое, та страшная вещь, что случилась так давно, что ее помню только я. Никого не волнуют причины, почему я стал таким мерзавцем. Все, что имеет значение, — мои деньги, мой статус, моя внешность. Все они хотят впечатлять, хотят быть замеченными.

Мой взгляд лениво скользит по залу, пока резко не останавливается. Я моргаю несколько раз, проверяя, не сыграло ли со мной злую шутку зрение. На мгновение мне кажется, что я вижу ее — ту, которую когда-то упустил. Потом я уже не уверен. А затем понимаю — это она. И в этот момент мне кажется, что мое сердце бьется впервые за