Божье око - Энса Ридс

было просто необходимо выговориться. Она была такой внимательной, мягкой, готовой выслушать, и я чувствовала, что могу рассказать ей буквально всё. Она тяжело вздохнула, улыбка исчезла с ее лица, глаза потухли.

— Обычно этого достаточно. День. Час. Минута. Секунда… неважно, — ее голос звучал сухо и опустошенно.

— Я должна была умереть... — повторила я, медленно моргая и рассматривая ее изумительное дизайнерское зеленое платье с тонкими бретельками, словно она сошла со страниц черно-белого винтажного фильма о домохозяйке. Она выглядела просто великолепно, как живая мечта.

— У тебя удивительно красивая душа, — неожиданно для себя сказала я, чувствуя, как улыбка расцветает на моих увлажненных губах. — Ты что, смазала мои губы вазелином? — спросила я, приподняв бровь.

Она весело рассмеялась и кивнула.

— Не могла же я позволить твоим губам пересохнуть.

Я улыбнулась в ответ.

— Спасибо, — сказала она. — У тебя тоже очень красивая душа.

— Почему ты здесь? — внезапно выпалила я. — Со мной, в этой комнате. Ты же меня совсем не знаешь, Нирвана.

— Потому что в такие моменты мне тоже хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто встретит мой взгляд, когда я открою глаза. Мне так отчаянно нужна была чья-то поддержка, но я всегда просыпалась в одиночестве. Я не позволю, чтобы ты испытала то же самое, Даралис. Тебе нужен кто-то рядом, и я буду этим человеком — насколько смогу, — она наклонилась вперед, промокнула мои слезы салфеткой и нежно расправила мои волосы на подушке.

Женщины, — подумала я про себя.

Почему она так говорит? Словно она уже прошла всё, через что прохожу сейчас я, и ей не требовалось, чтобы я рассказывала подробности, будто она и так всё знала.

— Что с тобой случилось? — спросила я хриплым голосом, резко контрастирующим с ее мягким тоном.

— Сальваторе, — произнесла она одно имя, и мне больше ничего не нужно было слышать.

Он, как и его брат, наверное, был таким же. Может, даже хуже? Насиловал ли он ее? Я не могла и не хотела спрашивать. Не желая заставлять ее вспоминать пережитые кошмары.

— Я называю это «проклятием Эспозито», — ее голос стих, и она опустила взгляд на кольцо.

Я посмотрела на роскошный бриллиант с россыпью изящных камней, который, казалось, стоил целое состояние. Она издала слабый, лишенный радости смешок.

— Массимилиано... он самый страшный из всех. Самый могущественный, — начала она, ее голос дрогнул, будто воспоминания всё еще причиняли боль.

— Когда я впервые встретила его... это было ужасно, я была так напугана. Он даже слова мне не сказал, но сама обстановка была настолько жуткой, что я… — она замялась и поморщилась, будто стыдилась признаться.

— Мне было очень страшно.

— Где я? — спросила я, окидывая ее взглядом, горы за окном позади нее, окружающую зелень и далекий вид на океан. Я не хотела думать о Массимилиано и о том, как сильно его боялись люди, не желала даже упоминать его имя.

— Венеция, — легко ответила она, поворачиваясь к окну. При этих словах мое сердце замерло.

— Нет... только не Венеция... — прошептала я, чувствуя, как комок подступает к горлу. Слезы вновь потекли по щекам. Сердце болезненно сжалось, а дыхание стало прерывистым, словно я тонула в безбрежном океане отчаяния, без малейшей надежды на спасение. Нирвана кивнула, продолжив смотреть на вид из окна.

— Я знаю... — сказала она, — я тоже ненавижу Венецию, — на ее лице я заметила печальную гримасу, когда она медленно повернулась обратно ко мне. — Это всегда Венеция...

— Что со мной будет? — я спрашивала ее так, словно она знала ответы на все вопросы. Даже если это было не так, она в любом случае знала больше меня, и я была готова найти утешение в любой информации, надеясь, что она расскажет мне всё, что мне необходимо знать. Я доверяла ей, потому что моя душа чувствовала чистоту и красоту ее духа, и всегда полагалась на это предчувствие. Но сейчас моя вера пошатнулась из-за того пути, куда меня привело мое внутреннее чутье.

— Я солгала бы, если бы сказала, что знаю, — ответила она. — Мне очень жаль, — теперь уже я крепко держала ее за руку, не давая уйти. Я боялась, что она оставит меня одну, и Массимилиано займет ее место.

— Но, по словам Сальваторе, ты женщина Массимилиано…

— Это больше похоже на приговор, — перебила ее я.

— Так оно и есть. Может быть, даже хуже.

— Я не хочу быть его женщиной, — прошептала я.

— Я тоже не хотела, но, когда речь идет о семье Эспозито, твои желания ничего не значат. Твои потребности — пустой звук. И чем быстрее ты это поймешь, тем лучше для тебя. Послушай, — она встала со стула и села на край кровати, придвинувшись ко мне ближе, — Даралис, я скажу тебе то, что хотела бы услышать сама, когда была на твоем месте. Тебе это не понравится, но это чистая правда, и я могу только молиться, чтобы мои слова тебе помогли.

Она ненадолго замолчала, глядя мне прямо в глаза, и ее плечи опустились, словно от безнадежности.

— Даралис, от этого нет спасения. Абсолютно ничего нельзя сделать, никакие слова, ни слезы, ни побег, никакие планы не помогут избавиться от «проклятия Эспозито». Я пыталась, поверь мне, и это того не стоит…

Я отрицательно покачала головой, отворачиваясь от нее. Не это я хотела услышать, это уж точно.

Она вырвала свою руку из моей и обхватила мое лицо ладонями, вынуждая посмотреть на нее.

— Даралис, я не думаю, что ты до конца понимаешь, насколько могущественен Массимилиано. Это человек, способный разрушить целые империи и сокрушить крупнейшие корпоративные гиганты при желании. Нет такого уголка на земном шаре, где Массимилиано не смог бы тебя найти. Нет убежища, где ты могла бы укрыться, и нет человека, которому ты могла бы доверить свои мысли — он будет знать о вашем разговоре раньше, чем он состоится. Массимилиано — босс всех боссов, король всех королей, от него невозможно сбежать.

— Зачем ты мне всё это говоришь?

— Потому что тебе нужно это знать, Даралис. Я не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки.

— Откуда ты знаешь, что я не смогу? Ты меня не знаешь. Я — не ты. Я не могу остаться с этим человеком.

— У тебя нет чертового выбора, Даралис! — внезапно воскликнула она, и в ее глазах появилось отчаяние и гнев, от которых я буквально онемела. — У нас никогда нет выбора. Таковы правила. Если он захотел тебя — значит, ты уже его. Можешь звонить хоть в ЦРУ, хоть президенту — они тебе не помогут.

Она тяжело вздохнула, покачала головой и