(Не) верю. В любовь - Екатерина Котлярова

Я не могу ответить. Его слова, его прикосновение — всё это кажется таким далёким от той теплоты, которая была направлена на Ксюшу. Со мной он обращается вежливо. Отстранённо. Я просто препятствие, возникшее на его пути.

Я опускаю глаза, чувствуя, как внутри меня снова поднимается эта знакомая, гнетущая тяжесть.

— Так, мальчики, нам с Алисой нужно посекретничать, а вы идите, займитесь чем-то другим.

Я кидаю взгляд на часы и тут же напрягаюсь.

— Мне уже пора домой, — паника начинает накрывать с головой. — Я опаздываю. Мама будет…

— Ты сегодня не пойдёшь домой, Алиса, — обрубает Дима, подходя ко мне.

— Дим, — я качаю головой, — я не могу. Как я не приду домой? Мама ведь будет волноваться. И потом она меня… Ты знаешь.

— Напиши, какие вещи нужно привезти, я сообщу матери о том, что ты в порядке.

— Дим! Ты услышь меня, она же будет переживать.

— Да, блин, Алиса. Мне пофиг на неё! — взрывается Дима, сжимая кулаки. — Всё, что меня волнует — это ты! Твоё здоровье и благополучие.

— Тише, родной, — Ксюша кладёт руку ему на плечо и сжимает. — Алиса, у меня свободно кресло-кровать в комнате. И мы с Димой решили, что тебе будет лучше пожить у меня.

— Но вы у меня забыли спросить, вам не кажется?

— Да что у тебя спрашивать-то, если ты дура, которой промыли основательно мозги? — голос Адама, резкий и грубый, заставляет вздрогнуть. — Видимо, тебе нравится, когда тебя лупят и руки ломают? Мазохистка.

Я кидаю на него болезненный взгляд и обхватываю себя рукой за плечо. Он просто невыносимый зам и грубиян. Мне так сильно хочется подойти к нему и отвесить ему пощёчину. Причинить ему боль. Хоть каплю.

— Адам! Ты… Адам, иди, пожалуйста, куда подальше! — выкрикивает Ксюша. — Милая, — она приближается ко мне, — я прошу тебя. Останься у меня. Будь моей гостьей. Ты же не можешь мне отказать? Я приглашаю тебя к себе на ночёвку.

Я хлопаю глазами, чувствую, как сильно краснею. Я мечусь, не знаю, как поступить. Больше всего мне мешает страх. Страх перед матерью и отчимом, которые точно меня потом жестоко и жёстко накажут за непослушание. Но глядя в ласковые серые глаза Ксюши, киваю.

— Моя хорошая, — девушка нежно меня обнимает. — Я очень, просто безумно рада.

Я пытаюсь улыбнуться, а саму меня трясёт. И больше всего трясёт от боли от слов Адама. Он слишком резкий, грубый и прямолинейный. Я утыкаюсь носом в плечо Ксюши и тихо выдыхаю.

— Мелкая, пойдём, поговорим.

Дима приближается сзади, проводит рукой по голове. Нежно-нежно.

— В моей комнате можете поговорить, — Ксюша улыбается Диме, протягивает ладонь и сжимает его пальцы, в знаке поддержки.

Парень кивает, подхватывает меня под локоть и ведёт к двери. Мы проходим мимо Адама, который стоит у стены, привалившись к ней плечом. Я чувствую его взгляд на своём лице, но не смотрю в его сторону. Хотя соблазн велик.

— Ты здесь часто бываешь, — утвердительно говорю я, шагая следом за Димой, который очень хорошо ориентируется в доме.

— Да, — не пытается отвертеться брат. — Очень часто.

— Ксюша очень красивая и нежная, — говорю с улыбкой я.

— Вы с ней очень похожи, — брат непривычно мягко улыбается.

Он толкает дверь в комнату и пропускает меня вперёд.

— Садись, — указывает на кресло.

Я сажусь туда, куда он указал. Дима опускается на ковёр у моих ног, берёт ладонь в руку.

— Я виноват перед тобой, Алиса.

— Ты чего? — я пугаюсь, не понимая, почему голос брата такой надломленный.

— Послушай, пожалуйста, не перебивай. Я виноват в том, что так себя вёл с тобой. Я думал, что так будет лучше для тебя. Хотел сберечь тебя хоть немного от родителей. Чтобы мать и этот слизняк не трогали тебя. Они ведь видели, что мы совсем не общаемся, поэтому не пытались через тебя на меня действовать. Начну с того, что случилось тогда, четыре года назад.

— Это самое ужасное воспоминание, которое есть. Ты был таким изнеможенным. Измученным. Что тогда случилось, Дима? Что они с тобой сделали?

— Они увезли меня в старый монастырь, которого даже на карте нет, — Дима лбом утыкается в мою ладонь. — Может, ты не помнишь, но я несколько раз нахамил отчиму, когда заступался за мать. И они повезли меня в монастырь, чтобы изгнать из меня демона.

— Что? — я ахаю. — Изгнать демона? Что за чепуха?

— Именно, Алиса. Они привязали меня к алтарю, читали молитвы, обливали ледяной святой водой. Поначалу. А поскольку я их матом крыл, способы изгнания стали куда интереснее. Они били меня, — продолжает Дима, его голос дрожит, но он гулко сглатывает и старается звучать обыденно. — Ремнём, палкой, кнутом. Что только в ход не шло. Этот слизняк твердил, что это для моего же блага, что демон должен почувствовать боль, чтобы покинуть тело. Тише, мелкая, тише, — Дима гладит мою дрожащую ладонь. — Я не стану тебе всё рассказывать. Не хочу травмировать тебя. Потом меня просто закинули в комнатку, где кроме матраса и ведра не было ничего. И я сделал вид, что смирился. Я бы сдох там, Алиса. Они бы никогда не сломили меня. Но я хотел видеть тебя, мелкая, — он поднимает на меня глаза. — Ты говорила, что я тебя ненавижу. Ты ошибаешься. Я тебя люблю. Всегда любил. Больше себя. И тогда я сделал вид, что стал послушным, чтобы вернуться к тебе.

— Родной, — из глаз градом катятся слёзы, а я глажу ладонью щёки Димы.

— Прошу тебя, не плачь. Ксюша сказала, чтобы я рассказал. Я не хотел, чтобы ты знала.

— Я должна была это знать, Дима. Давно должна была знать, — шепчу, глотая слёзы. — Скажи только одно, мама знала?

— Знала. Ещё как знала. И сама принимала активное участие, — горько улыбается Дима. — Если бы ты только знала, мелкая, как я её ненавижу.

Я опускаю голову и лбом вжимаюсь в лоб Димы. Мой брат, мой любимый человек, моя половина души, которую я, полагала, потеряла. И сейчас я ненавижу мать. Ненавижу так сильно, что хочется повторить с ней всё то, что она