Кровавое забытье - Вела Рот

Его улыбка угасла. Он откинулся на спину, уставившись в потолок, обдумывая слова.

— Моя мать была последовательницей Гесперы, — начал он, — как и все женщины в ее роду. Эта часть предания — правда. Она вела жизнь Кордианской принцессы, втайне сохраняя среди людей поклонение Богине Ночи. Поместье, где ты нашла меня, было собственностью, которое она принесла в брак с моим отцом. Их политический союз оказался браком по любви.

— Как это редко бывает.

— Именно так. Он боготворил ее. Она была для него целым миром. И когда на первом году их брака она подарила ему наследника мужского пола, его счастье стало безмерным.

Селандин провела рукой по груди Трои.

— Что пошло не так?

— Она доверила ему свою тайну.

— О нет, — прошептала она.

— Мне было двенадцать. Именно столько лет потребовалось, чтобы она почувствовала себя в безопасности, раскрывая свои убеждения.

— Он не очень хорошо это воспринял, да?

— Это разрушило его. И он разрушил ее.

Селандин переплела их пальцы. Рука, которая, как он думал, могла убить его всего несколько дней назад, теперь предлагала ему утешение. Он бы подумал, что это не более чем игра в соблазн, но ее аура не лгала. Его рассказ трогал ее сердце.

— Он не мог выдать ее и увидеть казненной за ересь, — продолжил Трои. — Он слишком сильно ее любил. Поэтому он решил, что его долг — защитить мир от нее. Возможно, это был и его способ защитить ее от Орденов. Он отослал ее в одно из наших отдаленных поместий и держал там под стражей. Она жила в изгнании, в дали от всех, кого любила.

— Какое жалкое существование. — Горечь хлынула в Селандин. — Ты виделся с ней после?

— Мне разрешали провести с ней немного времени в те редкие случаи, когда мой отец навещал ее и умолял раскаяться.

— Значит, он использовал тебя как рычаг давления.

Трои кивнул. Знакомая, удушающая ярость на мгновение отняла у него дар речи. Но он продолжал говорить, рассказывая Селандин больше, чем он когда-либо признавался целителям разума в Ортросе за все их благонамеренные и сводящие с ума попытки помочь ему перестать ненавидеть свое существование в качестве Гесперина.

— Мой отец воспитывал меня в строгости. Лепил из меня образец Антрийской мужественности. Он всегда следил за малейшим признаком того, что «порча» моей матери может проявиться во мне.

— Все песни сходятся в одном: ты был воплощением всего, что Кордиум ценит в мужчине. Эта часть твоей легенды тоже правда?

— Да.

Воспоминания о войне вторглись в разум Трои. Спустя все это время их должно было быть легче оттолкнуть. Но так или иначе, его долгий сон, казалось, ослабил его способность забывать их. Иовиана, Ремуса и Марто больше не было здесь, чтобы вытащить его из его мыслей. Или сунуть его голову в бочку с холодной водой после того, как он пытался уничтожить свои воспоминания выпивкой.

— Я… совершил многое, чем теперь не горжусь. Я уничтожал своих врагов и пировал после этого. Если бы не мои люди, не знаю, во что бы я превратился.

— Ты был близок со своими солдатами?

— Они были моей настоящей семьей.

— Ты расскажешь мне о них?

— Как-нибудь ночью. Когда я смогу.

Она не настаивала, только положила голову на его грудь. Казалось, способность ее сердца к ласке не знала границ, как не знали их ее страсть и ее злопамятство. Каким-то образом эти ночи, наполненные похотью и убийством, тоже пробудили ее нежность.

Он запустил руку в ее волосы.

— Когда умер отец, я не мог решиться на примирение с матерью. Я так и не отправил ей приглашение на коронацию, все не мог выбрать. — Он откашлялся. — Оно все еще было на столе, когда мне сообщили, что она умерла.

— Твоя скорбь течет в моих венах.

Впервые эти слова имели для Трои смысл.

— По окончании траура я дал коронационный пир. Место Гесперы на банкете действительно было пустым. Все Ордены прислали своих избранных представителей. Я и не подозревал, что маг Антроса, произнесший благословение над моим столом, был братом Риксора I.

— О боги.

— Конечно, он отказался от своих титулов, когда стал магом. Все они клянутся, что оставляют мирские заботы, вступая в храм, включая вражду между нашими династиями.

Она фыркнула.

— Мы знаем, что они ищут эту религиозную власть именно для того, чтобы превратить его в очередное оружие в затяжном противостоянии.

— Риксор годами пытался завоевать Галео, и я раз за разом побеждал его на поле боя. Поэтому его брат отравил меня в моем собственном доме. — Трои поднял руку, показывая кольцо. — Моя мать оставила мне его, когда умерла. Ее последние слова ко мне были в письме, где она наставляла меня, что если наступит время, когда вся надежда будет потеряна, я должен пролить свою кровь на этот камень. Умирая, я наконец отчаялся настолько, чтобы пойти на риск.

— Что сделало кольцо?

— Оно призвало древнего Гесперина, вооруженного до самых острых зубов.

— Ну, тогда ты, должно быть, действительно думал, что умрешь.

Трои рассмеялся.

— Кровавый Принц Рудир19 везде внушает либо ужас, либо обожание. Он Гесперин-странник, который покидает Ортрос, чтобы путешествовать по землям смертных, саботируя Ордены и защищая гонимых. И вот он, самый могущественный принц Гесперинов, возвышался надо мной в своих алых боевых одеяниях с массивным длинным мечом в руках. Я думал, что он ускорит мою смерть, отрубив мне голову.

Селандин приподнялась на локте, явно увлеченная его рассказом.

— Как ты убедил его пощадить тебя?

— Мне не пришлось. Он убрал меч и вместо этого наложил на меня заклинание исцеления. Я узнал той ночью, что женщины моего рода помогали ему в его исканиях. Это пробудило то, что Гесперины называют узами благодарности, которые должны быть почтены. Когда яд распространился по моему телу, что я уже не мог выжить как смертный, он забрал меня обратно в Ортрос. Его товарищ Аполлон взял меня под свое крыло и предложил мне Дар.

Аполлон всегда говорил, что видел в Трои часть себя. Видимо, они оба в прошлом зашли слишком далеко в своей роли воинов.

— Так ты остался в Ортросе с ними? — спросила Селандин.

— С одной единственной целью: овладеть своей силой, чтобы я мог убить Риксора и его брата. Я тренировался с Рудиром и Аполлоном, пока наконец не почувствовал себя готовым встретиться с врагами.

— И ты оказался в